Анна Банасюкевич
В Театре Наций сыграли премьеру спектакля "Триумф любви" о страшноватых странностях этого чувства, а на Малой Бронной поговорили о расплате за талант и спасении через творчество, показав новую работу Екатерины Гранитовой "Белка".
Театральный гид: куклы для детей и взрослых и бойцовский Шекспир >>
Любовь как вторжение
При постановке пьесы Мариво "Триумф любви" неизбежно возникает сложность – в первой же сцене главная героиня, царица Леонида, объясняет своей служанке основную интригу. Влюбившись в Агиса, ее династического врага, сына изгнанного короля, она решает проникнуть в дом его опекуна, философа Гермократа, переодевшись в мужское платье. Фактически, в первые пять минут зритель узнает основную сюжетную канву. Соответственно, в спектакле необходим сдвиг от фабулы к чему-то другому, на чем могло бы держаться зрительское внимание. У режиссера Галина Стоева получилось рассказать свой собственный сюжет, найденный в тексте. Его "Триумф любви" по своему содержанию как будто спорит с самим названием – любовь, превращаясь в монстра, празднует победу, но эта победа похожа на похороны.
Война за любовь в спектакле Стоева разворачивается в антураже пустынного пляжа, где бежевый песок уложен кругами вокруг тусклых белых обломков скал. Песок, разлетающийся под ногами героев, отражается в вертикальном, расположенном под небольшим уклоном, зеркале – его блики напоминают воду. Зеркал в спектакле много – и слева, и справа их целый ряд. Пространство, в котором любовь оказывается вторжением, а комедия с переодеванием – жесткой драмой об опустошительности чувства, все время напоминает о своей зыбкости: отсветами, диагоналями линий, размытостью и раздробленностью многочисленных отражений.
Леонида в исполнении молодой звезды "Современника" Клавдии Коршуновой – изящная, слаженная, очень юная, но с железным характером, девочка. Она очаровывает не томностью, но горячечностью, поражает бесстыдностью своих чувств, отсутствием рефлексии и сомнений. Когда ситуация требует женской слабости и откровенности, она срывает с груди пластмассовый дутый панцирь, обнажая ярко-красный лифчик под белой блузой. Но это лишь роль, их много в ее арсенале. Стареющей аскетке Леонтине, суровой сестре философа Гермократа, главная героиня является пылким влюбленным юношей, красноречивым, доверчивым, трепещущим, готовым встать на колени и по-детски расплакаться от жестокости мнимой "возлюбленной". Гермократу, насмешливому, проницательному, колючему – исстрадавшейся от любви, испуганной девушкой, жаждущей совета и утешения. Перед Агисом она – то ищущий дружбы чужестранец, то гонимая Аспазия, бегущая от навязанного брака и злой царицы. И лишь наедине с подкупленными слугами она такая, какая есть – коротким выверенным жестом руки бьет обнаглевшего попрошайку Арлекина в глаз, заставляет замолчать наскакивающего на нее садовника. Не щадящая никого на пути к своей цели, несгибаемая фанатичка Леонида уничтожает свою мечту. Нафантазированное триумфальное признание и благородная передача власти Агису оборачивается военной экспансией - когда солдаты с палками вдруг заполняют этот тихий берег, Агис (Рустам Ахмадеев) рефлексивно поднимает руки вверх. Он не верит ни слову Леониды, верит только этой знакомой молчаливо-мрачной картинке. Он, порождение тюрьмы, всегда готов вернуться туда. Молча, друг за другом, с достоинством уходят со сцены обманутые Гермократ и Леонтина, виновные лишь в своей вере в то, что достойны любви. Леонида остается одна, в окружении солдат.
Еще одна тема спектакля – инстинктивное бегство от любви. Умная и красивая каким-то заметным внутренним достоинством, Леонтина (Татьяна Владимирова) маскируется под смешную глуповатую чопорную старуху – только б не увидели ее настоящую. Гермократ (Михаил Янушкевич), закутываясь в хитон древнегреческого философа, задирает подбородок повыше, стараясь убедить себя, что разум – единственное счастье. Люди старательно прячутся по углам, только бы избежать разрушительной бури, но она настигает их и здесь. В этом контексте Леонида кажется иногда не женщиной из крови и плоти, а роком, каким-то мистическим многоликим, наказывающим человека существом.
Заговор против таланта
Екатерина Гранитова, выпустившая недавно "Дядюшкин сон" в Маяковке, представила свою новую работу – спектакль "Белка" по повести писателя Анатолия Кима на большой сцене Театра на Малой Бронной.
"Дядюшкин сон" в Маяковке о женской витальности и контрастах жизни >>
Анатолий Ким – писатель, сформировавшийся в 70-е, "Белка" - повесть со сложным, метафорическим языком, написанная в стиле абсурда о том, как звери побеждают людей. Белка – это главный герой, отказавшийся от таланта, чтобы выжить. Отказавшийся от дара и застрявший где-то на полпути между человеком и животным. По логике автора, унаследовавшего некоторый гуманистический и мессианский пафос от эпохи шестидесятых, человек – существо бесстрашное, а страх смерти – звериного рода.
Этот пафос чувствуется порой и в спектакле – особенно к финалу, когда звери, актеры в масках оленей и коров, окружают смятенного героя. Впрочем, на протяжении всего спектакля, пафос нивелируется абсурдом, гротеском и холодноватой эпической задумчивостью. "Белка" Гранитовой пока еще не устоялась в своем стилевом единстве, да и актеры не всегда справляются со сложным текстом, с переходами от повествовательной интонации к живому, но небытовому диалогу. Тем не менее, "Белка", наверное, самый сложный по форме подачи темы спектакль из тех, что выходили в этом театре за последние пару лет.
"Белка" начинается с появления главного героя – в рыжем пальто, в шляпе, в очках, он кажется каким-то сломанным уже по своему силуэту. Он осторожно прижимается к стене, складывает пальцы в причудливых жестах, а по заднику, словно тени, ползут плоские фигурки оленей и зайцев. Белка затеял странное путешествие в прошлое в предчувствии скорой смерти. На сцене – кусок деревянного забора, колодец и люк – вход в погреб. Это деревня, где живет Лилиана Борисовна, старуха, а когда-то учительница и гражданская жена друга Белки, гениального художника Мити, глупо погибшего в 18 лет. Весь спектакль – это рассказ о смерти, о том, как уходят самые талантливые. Из четырех друзей-первокурсников, студентов Художественного училища, в живых остался только один – тот, кто бросил живопись и стал редактором санитарного журнала.
В спектакле нет четкого раздела между прошлым и настоящем, лишь меняется одежда героини, а Белка просто снимает или надевает очки. Грани между реальностью и мистикой тоже нет – ангелы-хранители, мечущиеся по сцене в поисках своих потерянных подопечных, не менее реальны, чем жена одного из друзей-художников - австралийка русского происхождения. Впрочем, визуализация посторонних сил, которые, по Киму, вполне реальны и будничны, в спектакле иногда чересчур наглядна, как будто авторы спектакля переживали из-за сложности восприятия истории. В итоге, самые страшные и самые откровенные куски получились не про звериный заговор и не про коллективное убийство художников обществом, а про отношения. Например, про то, как взрослая женщина, ненавидевшая свою работу по распределению в детдоме с его кислым привкусом сиротства от стриженых голов одинаковых девочек, влюбилась в 17-летнего паренька-самородка. Или про то, как эта женщина, пережившая смерть своего гениального любовника, случайно губит его друга, приехавшего ее утешать – просто от того, что противен стал его пафосный, неуместный, хоть и от чистого сердца, советский оптимизм. Вере Бабичевой, играющей Лилиану, особенно удается ее поздняя осторожность, недоверчивость, ее усталый цинизм. С нежностью, с молодой беспомощностью и финальным, полусумасшедшим счастьем пока труднее.
Спектакль меняется после антракта: в первом акте он менее театрален, более жесток и современен, во втором больше бытовизма и, в то же время, больше абсурда, сделанного иногда несколько наивно – как в истории про человека-дельфина. В двух люках мелькает плюшевый хвост и голова, и вот уже дельфин превращается в человека, начинает разговаривать, рисовать пропагандистские плакатики, становится чиновником, получает власть. Но в голосе все тот же дельфиний присвист. Слишком прозрачный и старомодно прямолинейный пафос этой поучительной истории мог бы быть сглажен гротеском на сцене, но спектаклю иногда не хватает самоиронии, которая могла бы помочь в случае с текстом, все-таки принадлежащем времени своему написанию.
В спектакле Гранитовой играют молодые актеры, ученики худрука Голомазова – на них интересно смотреть, на то, как они существуют в этом сложном многослойном организме. Тема таланта и его обреченности не может не волновать их, и они играют своих героев серьезно, примеривая эти судьбы на себя. Дмитрий Сердюк, играющий уже далеко не первую главную роль в Театре на Малой Бронной, в роли Белки существует в пограничной зоне между трагическим серьезом и ядовитым гротеском, выступая, скорее, не как действующее лицо, а как рассказчик и наблюдатель, увидевший мир как враждебное гению, да и человеку, существо. "Белка", сложная по конструкции, трудная для сценической адаптации вещь, - спектакль неровный, иногда неуверенный, но уже сам факт появления такого материала на большой сцене Малой Бронной, постепенно формирующей своего собственного зрителя, шаг достаточно решительный.