Ты сколько угодно можешь писать для главных интернет-изданий страны, вывешивать в своей фейсбучной хронике ссылки на собственные колонки с тысячами просмотров, французские и американские статьи с собственным участием в самых крутых изданиях мира, но для твоих родителей ты по-прежнему будешь неизвестным и когда-то в прошлом подававшим надежды человеком.
Для моих родителей слово "ин-тер-нет" не значит ничего. Это где-то там, у вас, в Москве, в компьютерах. Интернет - это что-то эфемерное, как пар из кастрюли, и невидимое, как электричество, бегущее по кабелю. Мои родители - медики. Им в повседневной жизни интернет совершенно не нужен, и у них нет времени или необходимости учиться им пользоваться. Поэтому слова "Look at me", "Сноб", "Большой город" и даже РИА Новости им не говорят ничего.
Мои родители смотрят телевизор.
И если бы я работала на ВГТРК, в программе "Вести", тогда они бы точно знали, чем я занимаюсь. Они могли бы показывать на мой жидкокристаллический лик и говорить: "Наша девочка". Звонить бабуле, чтобы она включила телевизор, и бабушке в Винницу, и дяде Мише в Коломну, и тете Гале в Мамоновку.
И даже не важно, что именно я говорю там про стабилизацию и удои, стоя по пояс во ржи. "Пусть все смотрят на нашу Сашу!" Они бы очень радовались.
Папа бы кричал из спальни: "Ира! Опять показывают! Беги скорей!" Мама бы бросала недоваренный компот и шарлотку с голубцами и бежала бы по коридору, шлепая тапочками, с криком: "Иду!". А после каждого сюжета мои родители звонили бы мне и пересказывали, что видели.
Даже строгая тетя Таня, которая считает меня пропащей душой после того, как я бросила работу в крупной медиакорпорации, наверняка смягчилась бы ко мне. Может быть, даже мой двоюродный брат, наконец, вспомнил о моем существовании и спросил, как у меня дела. "Как там у вас, на телевидении?"
Потому что телевидение - это настоящее. Видимое. Осязаемое. Всем понятное. Не важно, что ты там делаешь или говоришь: если тебя показывают по телевизору, значит, ты существуешь.
Моему другу Лене повезло. Он существует. Потому что Леня - зарубежный корреспондент федерального канала. "Леня, - спрашиваю я. - Тебя родители по телевизору смотрят?" "Только родители и смотрят, - отвечает Леня. - Причем не только мои".
Да Бог с ним с телевизором! Вот даже если бы я писала статьи в газету "Московский комсомолец", которую читает мой папа, я уверена, они могли бы мной гордиться. Потому что газета "Московский комсомолец" - тоже вполне осязаемая и настоящая. Она лежит на кухне. На коричневой табуретке, задвинутой под стол. Папа читает ее не потому, что она лучшая или самая интересная, а потому что папа читает "МК" уже 20 лет.
Вот если бы папина и моя фамилия, и впрямь, появилась между письмом Минкина "О мировом б-стве" и вечно живой рубрикой "Срочно в номер" о вечно мертвых, тогда я бы пользовалась в своей семье большим и неподдельным уважением. А пока - нет.
Несмотря на то, что мне уже почти 30 лет, и я давно живу отдельно от родителей, мой папа каждый раз снисходительно интересуется, нужны ли мне деньги. Мама дает мой телефон пациенткам-сценаристкам, чтобы они, наконец, научили меня уму-разуму, то есть как сочинять фильмы для телевидения. Доказать, что у меня есть работа, и даже, в некотором роде, хорошая, практически невозможно.
Мой друг, который несколько лет отдал телевидению, а потом ушел в интернет-издание, рассказывает то же самое. Его мама живет в Туле и раньше могла с гордостью рассказывать соседям, что ее мальчик работает "с Малаховым". А что теперь ей говорить соседям? Что он "в интернетах"? И даже пусть он получает в два раза больше, чем шеф-редактор на Первом канале, для мамы это не аргумент. Ведь мама смотрит телевизор и очень любит Малахова.
Конечно, у наших родителей совершенно другие ориентиры, другие ценности и другие представления о престижной работе. И я пока что не могу их изменить. Я показываю маме интернет-издания, для которых пишу, распечатываю свои статьи, но для нее это что-то совершенно далекое, как будто написанное на другом языке. "И это кто-то читает?" - удивляется она.
С другой стороны, мои телевизионные знакомые нет-нет, да и вздохнут, что никто из друзей не может оценить их работу. Похлопать по плечу. Поблагодарить: "Отличный репортаж!" Ну кто в наше время смотрит телевизор? Да и о работе на некоторых телеканалах сказать стыдно. Говорят так туманно, сидя, скажем, в "Жан-Жаке": "Работаю на телевидении". И повисает неловкая пауза.
Видимо, цифровая эра прошла водоразделом точно между моим поколением и поколением моих родителей. Они остались в аналоговом мире, а я - уже в цифровом.
Все быстро меняется, и каждый год появляются все новые и новые специальности, о сущности которых даже у моих ровесников весьма расплывчатые представления: коллекторы и оптимизаторы, битиэльщики и эсэмемщики, аккаунт-менеджеры и евангелисты. Такое ощущение, что тип нашей культуры незаметно изменился.
Американский антрополог Маргарет Мид классифицировала культуры по типам отношений между старшими и младшими: когда младшие учатся у старших, когда учатся у сверстников и когда взрослые учатся у своих детей. Родители, вынужденные просить детей подключить им модем - это уже третий тип культуры, к которому мы все пришли.
И, видимо, придется к этому привыкнуть - технологии меняются так быстро, что через десять лет уже нам придется учиться у наших детей овладевать пятнадцатым айфоном.
А может быть, дело вовсе не в цифровом разрыве между поколениями. Может, действительно, получить одобрение и признание одновременно и родителей, и сверстников в равной мере невозможно? Может быть, также как и я, мучился Пушкин - ведь вряд ли Арина Родионовна или его родители читали журнал "Современник".
Нельзя сказать, что мне не хватает признания. Мои статьи читают, меня хвалят, я никогда не ищу работу - она находит меня. Но мне, как и в детстве, хочется, чтобы меня похвалили родители. Мне это важно.
Странно, но до сих пор хочется, чтобы они гордились мной. Чтобы знали, чем я занимаюсь, когда не приезжаю к ним в гости и не беру телефон. Знали, что я не зря окончила факультет журналистики, что я не только рассуждаю на кухне о гибели капиталистической парадигмы, но и умею работать.
Почему-то хочется, чтобы похвалили. Разделили мою радость. Каждый мой маленький успех - пусть даже и "в интернетах".
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
