55 лет назад в прокат вышла картина Михаила Калатозова "Летят журавли". Этот "идеологически невыдержанный фильм" выиграл Золотую пальмовую ветвь Каннского фестиваля, стал лидером кинопроката во Франции, а главное – изменил советский кинематограф.
"Летят журавли" — фильм о войне, но не о подвигах и героических смертях. Это — история одной любви (одной из многих), едва зародившейся и несостоявшейся. История одной женщины (одной из многих), неверной "солдатки" в глазах общественности, но преданно любящей невесты, хоть и ставшей чужой женой.
Автор пьесы и сценария Виктор Розов вспоминал, как впервые встретился с Михаилом Калатозовым – "в коридоре коммунальной квартиры, где он мыл посуду". Режиссер пришел к драматургу на следующее же утро после прочтения пьесы "Вечно живые", которую случайно увидел в журнале "Театр". Розов был театральным драматургом и не знал, как адаптировать текст для кино, поэтому над сценарием работали вместе: Розов приносил Калатозову написанный накануне эпизод, и они вдвоем "размышляли вслух". Многие сцены фильма появились уже в процессе съемок.
Оператор Сергей Урусевский: "В сценарии было очень много бытовых сцен, но мы сумели повернуть все в романтическую сторону, что ли… Не было в сценарии ни смерти Бориса, ни самоубийства Вероники. Это все писалось во время съемок, и очень долго не оформлялось в сознании, как эти сцены будут сниматься. Все возникло стихийно, в процессе работы… Нужно было выразить мысль, высказать ее на экране максимально острыми средствами. Никто ведь не ставил такой цели: давайте, мол, только изобразительными! Но средства почему-то возникали изобразительные…"
"Летят журавли" был новаторским фильмом и по заявленной теме, и по форме. Киновед Юрий Ханютин в книге "Предупреждение из прошлого" писал, что после него уже нельзя было снимать, как прежде: "Попытка внесюжетным способом, чисто образными решениями выразить большое жизненное содержание, сделанная в "Летят журавли", продолжить на новом этапе традиции монтажного поэтического кинематографа не могла пройти бесследно и для других художников, даже идущих иными путями".
В связи с фильмом "Летят журавли" кроме канонических ассоциаций с началом "оттепели" в кинематографе всегда вспоминается одно имя – Клод Лелуш. Будущий французский режиссер два дня работал ассистентом оператора на съемках фильма, случайно попав на "Мосфильм". В Москве он снял свой первый фильм — документальную картину о съемках "Летят журавли" — и, по собственному признанию, тогда же решил стать режиссером.
Поэтический киноязык дуэта режиссера Калатозова и оператора Урусевского произвел ошеломляющее впечатление на кинематографистов. Операторские и режиссерские решения фильма стали хрестоматийными: практически каждый эпизод фильма подробно разбирается в учебниках. Примером совершенной операторской графики считается снятый с верхнего ракурса мрачный кадр у Крымского моста, позволяющий почувствовать взгляд Марка в спину удаляющейся Вероники вдоль противотанковых ежей. Он рифмуется с открывающим фильм эпизодом светлой утренней Москвы, когда Вероника и Борис видят в небе журавлиный клин.
Лев Анненский в книге "Шестидесятники и мы": "Весь напряженнейший драматизм раннего советского кино, и эта жажда мыслить непосредственным сопоставлением стихий или категорий, и эта обнаженная контрастность, и жесткость, и резкость, и обостренное чутье к историческим катаклизмам — возродились в работе двух кинематографических авторов "Журавлей".
Урусевский снимал ручной камерой, что позволило ему сделать композицию фильма динамичной и передать эмоции героев.
Сергей Урусевский о съемках сцены попытки самоубийства Вероники: "Я тогда попробовал на разных скоростях снять: на 18 кадров, потом дошли мы с Таней до 12. А без нее, когда на экране мажут одни нечитаемые ветки, там до 4 кадров в секунду. Мне кажется, камера может выразить то, что не в состоянии сыграть актер… Его внутренние ощущения… Оператор должен играть с актерами. Мне там хотелось передать безумное состояние Вероники".
Алексей Баталов в книге "Судьба и ремесло" вспоминал, что съемки часто прерывались до тех пор, пока Урусевский не находил нужного операторского решения для каждой сцены: "Медленно, как-то особенно томительно идет время, и вот, когда уже всем передалось его волнение и необъяснимая мертвая пауза кажется бесконечной, откуда-то из угла, из-под вешалки вдруг звучит негромкий, взволнованно радостный голос Урусевского: "Ну давайте вот так попробуем разочек сделать… Так вроде ничего…". С этой секунды все оживает и идет с головокружительной быстротой".
Сцену, где Борис бежит по винтовой лестнице за Вероникой, снимали в замкнутой трехэтажной декорации, изображавшей лестничную площадку, в центре которой — железный столб. Вдоль этого столба на тросе тянули вертящуюся люльку с оператором. Для рифмующегося с этой сценой эпизода гибели героя Урусевский сконструировал круговые операторские рельсы.
Роль "плохой хорошей героини" сыграла Татьяна Самойлова, актриса с очень противоречивой внешностью для советского кинематографа. Ее лицо – не красавица или не милая простушка – было слишком "конфликтным", но и героиню "Летят журавли" не назовешь благополучной.
Девушку из "Мексиканца" заметил ассистент Михаила Калатозова и предложил ее кандидатуру Сергею Урусевскому, а тот в свою очередь убедил режиссера. В результате, именно выбор Самойловой на роль Вероники стал еще одной важной составляющей успеха фильма – актриса получила специальный диплом жюри Каннского фестиваля, а в народе ее стали называть "советской Бриджит Бордо".
Критик Лев Аннинский: "В нем (лице Самойловой – прим.ред.) есть что-то простодушно-наивное, какая-то неискушенная естественность: беличий разрез глаз над скулами (Белка — так зовут героиню) и живость беззащитного существа (продолжите линию этой беззащитной естественности в сферу типажности и вы получите один из самых влиятельных типажей пятидесятых-шестидесятых годов мирового кино — резвящуюся капризную зверушку, Бриджит Бардо). В облике Самойловой эта естественная, зверушечья живость была лишь первым приближением к характеру. Там, внутри, живость эта замирала в мучительном, меланхолическом оцепенении, там контуры терялись, там могла быть бездна, бездна духовности или бездна страсти, там начиналось то самое глубоко личное, неповторимое, индивидуальное бытие, которое и приковывало ваш взгляд к лицу Самойловой. Эта женщина была бы невообразима в роли счастливицы — ее странное лицо указывало на особый склад души, словно созданной для испытания на излом".
Советские критики, напротив, обвиняли авторов фильма в слабой драматургии и в излишней кинематографической эффектности эпизодов "грехопадения" Вероники. Критик журнала "Искусство кино" Туровская писала, что фильм, начавшись с глубоких тем, "по дороге стал срываться, оступаться и уходить в сторону, разменивая масштаб больших жизненных вопросов на мелочь душевных изломов и киноэффектов". А Никита Хрущев и вовсе назвал главную героиню "шлюхой".
После триумфа в Канне в советской прессе появилась лишь одна небольшая заметка в "Известиях" под заголовком "Первый приз — советскому фильму" без упоминания режиссера и оператора: "Фильм "Летят журавли" был показан еще на второй день фестиваля. Он произвел глубокое впечатление на публику и журналистов. Мировая печать посвятила ему сотни статей, в которых отмечала достоинства картины. Особенный успех имела Татьяна Самойлова".
Подготовила Валерия Павлова
