Накануне выхода на экраны своей новой картины "Пока ночь не разлучит", построенной на застольных разговорах в ресторане, режиссер Борис Хлебников рассказал РИА Новости, почему его фильм о столичной жизни обязательно понравится зрителям из глубинки и почему он не считает свою картину сатирой. Беседовал Глеб Борисов.
- Считалось, что Хлебников снимает про немоту, сложность артикуляции, условно говоря, про человека-пестика и человека-ведро - героев вашего "Свободного плавания". И неожиданно "Пока ночь не разлучит" оказывается совершенно разговорным фильмом. Насколько комфортно вам было в таком материале?
- Не могу сказать, что мне свойственно разговорное или, наоборот, молчаливое кино. Поэтому никакого внутреннего конфликта для меня не было. Передо мной была вот такая история, и рассказывать ее можно было только так. Ну, не могут молчать люди в ресторане, они постоянно говорят. Кроме того, про человека-пестика и человека-ведро ты процитировал героя Евгения Сытого, который, вообще-то, говорит без умолку.
- Просто раньше комическое в фильмах Хлебникова оказывалось в паузах, а тут у вас все строится на действии, словах.
- Дело в том, что я прочитал в журнале "Большой город" материал, который мне очень понравился, и дальше я хотел его только обустраивать таким образом, чтобы достать ту самую эмоцию, которую я в тексте увидел. В этом смысле я обслуживал имеющийся материал. Придумывать какие-то немые аттракционы было невозможно - это просто не пошло бы фильму, его сюжету
- Если выбирать жанровые определения, что вы хотели снять - физиологический очерк, комедию характеров, или, может, сатиру?
- Я не могу говорить о том, что именно получилось, но мне очень было бы неприятно, если это вышла сатира, и я ужасно был бы рад, если, хоть где-то, это вышла комедия. Дело в том, что я совсем не люблю сатиру, по-моему, это высокомерный и дурацкий жанр. Мне нравится, когда просто смешно.
- Сцена драки в самом конце - это разве не отсылка к гоголевскому "Ревизору" с финальной немой сценой?
- Нет, совсем нет. Я когда прочитал материал, то сразу стало очевидно, что никаких альтернатив с концовкой и быть не может. Это был мой акт доброй воли по отношению к персонажам, потому что они, наконец-то, стали вести себя естественно, вольно, хорошо.
- Вы показали зажиточных москвичей тщеславными, поверхностными, лицемерными, мелочными – в общем, все пороки общества. Это само по себе - не сатирический взгляд?
- Первый раз я показывал картину на "Кинотавре" в кафе на набережной, где сидела творческая интеллигенция, и про них можно было бы снять ровно то же самое. Думаю, и в академических кругах можно было снять нечто подобное. Ну, наверно, они бы чуть более вяло дрались. Хотя, кто знает, может, царапались бы и кусались - в силу своих навыков.
- А чем вам не угодила сатира? Есть Салтыков-Щедрин, отчасти тот же Гоголь...
- Это все равно не сатира, это, скорее, юмор. Хотя, если честно, я действительно Салтыкова-Щедрина и Гоголя люблю меньше, чем, скажем, Чехова. Ему было просто смешно, как и Пушкину. Вообще, шутки ниже пояса я предпочитаю высмеиванию или умному юмору. Я не очень воспринимаю английский юмор, он для меня несколько тяжеловесный. Или, например, эстетские шутки – это слишком уж литературно.
- По своему методу "Пока ночь не разлучит" сделана в традициях Театра.doc, но по своей фактуре, из-за определенного лоска, это получился Театр.doc в журнальном варианте.
- У Театра.doc есть прекрасный спектакль, который называется "Большая жрачка", он про мир телевидения и сделан с не меньшим лоском. Я не оправдываюсь, просто антураж действительно бывает разный. Мне куда более эстетичным представляется антураж большого зала оперного театра. У меня в фильме - лоск богатых интерьеров и дорогих марок. Но, по сути, разница не так уж велика. Например, девочки в детстве наряжают кукол в разные одежды, но самое главное – это все равно придумать ей характер, понять, кто она. А то, во что она одета, всего лишь предлагаемые обстоятельства.
- То есть сами персонажи не вызывают у вас никакой неприязни?
- Они вызывают любопытство - хочется понять, что с ними было в детстве, как они росли, а потом представить, что с ними случится дальше. Попробуйте применить эту схему к любому человеку, который вам неприятен. Начните представлять его с первого месяца его жизни и до момента вашей встречи, когда он стал вам неприятен, а потом представьте, как он будет жить до самой своей смерти. Поверьте, это будет совершенно иная эмоция. И это будет не энтомология, не морализаторство, это, можно сказать, бизнес-план подхода к людям. Это куда полезнее, чем реагировать по первому впечатлению: "этот человек невероятный" или "а этот - урод". Такого не бывает.
- Бюджет вашего фильма – 100000 долларов, при условии, что все согласились работать бесплатно, рассчитывая на процент с проката. На сколько выросли бы траты, если бы все работали за гонорар?
- Это мой первый опыт работы с таким небольшим бюджетом, и большая наглость с моей стороны предложить остальным так работать. Конечно, я много где наделал ошибок, которых сейчас мог бы избежать. Но это опыт: я узнал про маленький бюджет, что в нем есть плохого и как колоссально много хорошего.
- А что плохого?
- Например, я не мог попросить актеров сниматься у меня все 10 дней. В этом смысле получилось несколько скудное, крупноплановое изображение, когда вы не можете показать, кто сидит за соседними столиками. Кроме того, вы не можете заниматься долго пост-продакшном.
- А что мешает засесть надолго с монтажом?
- Ну, жить-то тоже на что-то надо. Хотя все это - решаемые вопросы. Мы в процессе работы шли на компромиссы, которых можно было бы вообще избежать, если бы мы уже имели подобный опыт.
- Например?
- Например, едва мы закончили кино, как на нас посыпалось огромное количество предложений: предоставить весь монтажный комплекс, обработать изображение, сделать бесплатно звук и т.д. Если бы могли это предположить, то теми небольшими деньгами, которые были у нас на руках, можно было бы распорядиться более эффективно. Оказалось, что масса людей готовы поучаствовать в таком проекте. Многие пост-продакшн компании согласны, потому что для них это небольшие деньги, но, при этом, это - вопрос амбиций, интереса, развития. Конечно, продюсер Лена Степанищева очень точно все продумала, но и для нее это был первый опыт.
- У вас нет ощущения, что краудфандинг и краудсорсинг в кино могут выстрелить один раз, но едва ли станут частью индустрии?
- Если я правильно понимаю, то краудфандинг - это когда деньги собираются с будущих зрителей. Этот вариант мне совсем не нравится. Это изначально дурацкая и пагубная история, в нее заложено официантское "чего изволите". И фильм "Железное небо" это только подтверждает. Дело в том, что нельзя каждого слушать и делать то, что всем хочется. Делать можно только то, что нравится тебе самому, и надеяться на везение, что и сам ты будешь интересен другим. В противном случае ты будешь делать отвратительный фильм "Список Шиндлера".
- Или получится "письмо дяди Федора", когда каждый приписывает к тексту то, что ему хочется.
- Да, совершенно точно. Что же касается краудсорсинга, то мы пока не дошли до конца, мы всего лишь доделали кино. О том, что этой моделью можно пользоваться, мы сможем говорить, только если мы заработаем на прокате и расплатимся со всеми. В случае, если это окажется удачным опытом, я готов и дальше работать по этой схеме.
- Вы говорили, что такая модель – определенная независимость и один из способов ухода от цензуры. Но, если бы это была не комедия, как в вашем случае, кто бы из директоров кинотеатров согласился поставить картину в прокат?
- Послушай, но ведь 200 тысяч долларов только в нашем прокате собрал фильм Сигарева "Жить", плюс продажа на телевизор, ближнее зарубежье, получается 400 тысяч минимум. А ведь это, казалось бы, самое недружественное к зрителю кино. Это вранье, что зритель чего-то не хочет смотреть. Проблема в том, что дистрибьютор пугает нас, что мы делаем хреновое кино. Но если мы и делаем хреновое кино, то не настолько хреновое, как они нам говорят. Достаточно, чтобы появилась коммуникация, чтобы зритель стал хоть чуть-чуть про наше кино думать и говорить. И как только он это начнет делать, мы тоже сможем как-то анализировать, конечно, не обслуживать зрителя, но понимать что-то про свои фильмы.
Вот Вася Сигарев сейчас получит от огромной аудитории обратную реакцию: он может с ней не соглашаться, но думать об этом он все равно будет. Когда фильмы смогут перевалить через эту планку молчания, начнется период накопления опыта, а этот ужас, о котором все время говорят в русском кино, закончится.
- Поправьте, если я не прав, но ситуация же складывается такая, что "умное", авторское кино все равно остается на шее у государства, блокбастеры – удел студий-мэйджоров и телеканалов, а для того, чтобы снимать по схеме краудсорсинга, остается совсем небольшая ниша - зрительского, но недорогого кино…
- Там колоссальная по своим размерам ниша. Например, тот же "Район №9" можно сейчас переснять дешево и интересно. Хочешь, вот прямо сейчас быстро назову несколько тем для очень коммерческого кино?
- Конечно!
- Итак, футбольные фанаты – это раз. Во-вторых, молодежная драма в стиле "На гребне волны" только про "Антифа". Третий сюжет мелодраматический: грузинка, а еще лучше чеченка, из сильной чеченской диаспоры полюбила русского парня. В-четвертых, оживают мертвецы, и единственным разумным оказывается таджик, а не русский. Ну, это я уже пересказываю "Ночь живых мертвецов" Ромеро, только про негров. В общем, таких острых сюжетов, которые можно сделать очень дешево и точно, их миллион. Например, мы сейчас хотим снять шансон-мюзикл про дальнобойщиков.
- И дальнобойщики будут натурально вскакивать на капоты своих грузовиков и исполнять музыкальные номера?
- Да, совершенно точно.
