На ток-шоу «Поединок» разгорелся нешуточный филологический спор о том, что бы значило набившее нынче оскомину сочетание «Pussy riot». Один вариант перевода с английского: «кошачий бунт». Но можно и: «восстание женских половых органов», на чем настаивали Владимир Соловьев и Аркадий Мамонтов.
Оппоненты стали жалить друг друга ссылками на Оксфордский словарь, на словарь американского сленга, на то, как принято понимать это словосочетание в обыденной речи англоязычных стран.
В случаях, когда речь идет о неприличных коннотациях приличного слова, принято иронизировать: «Каждый понимает в меру своей испорченности».
Или, если без иронии: «Каждый понимает в меру своей воспитанности».
Но если уж совсем серьезно, в согласии с нынешними нормами цивилизованного общежития: «Каждый понимает в меру своей политкорректности».
Проблема в том, что высказывание и понимание редко бывают тождественными. Так уж устроен язык.
Короткая угроза, столь часто употребляемая в повседневности: «Убью!» не обязательно предполагает соответствующее действие. Она может звучать и вполне добродушно.
Однозначных слов почти не осталось. Каждое из них способно обернуться оскорбительной метафорой.
***
С терминами, стремящимися к расширению зоны своей ответственности, просто беда. Многие из них так и норовят выскочить за рамки предписанной им компетенции. Особенно медицинские.
Почти каждое из обозначение того или иного недуга человеческого организма переносится на процессы общественной практики. Например: «гангрена», «шизофрения», «сифилис», «геморрой», «астения» и т.д. Ими широко пользуются публицисты, политики и враждующие соседи по лестничной площадке.
Ими и художники не брезгуют. Например, фильм Киры Муратовой «Астенический синдром» – про то, как человек впадает в прискорбное бесчувствие.
Терминология из области физики тоже в ходу. Скоро появится в прокате фильм под названием «Энтропия». Понятно, что он не о термодинамике. То есть не о рассеивании физической энергии. Скорее, он о распаде человеческой личности или о моральном разложении того или иного человеческого социума.
Определения, захватывая новые пространства, не могут не обрастать наслоениями, не всегда радужными и подцензурными. То, что сегодня особо интеллигентными гражданами называется «удобствами», в древней Руси называли «нужником». В просвещенной Руси его переименовывали несколько раз – сортир, клозет, уборная, туалет…
Переименовывали, потому что на Руси все эти «удобства» – больно грязные и дурно пахнущие. Иностранные аналоги слов (а не удобств) играли роль дезинфицирующих средств. И всякий раз неэффективных.
Артист Максим Штраух рассказывал однажды, как на детском утреннике случился казус, из-за которого чуть спектакль не оказался сорванным. Давали «Таланты и поклонники». Полный зал школьников, а со сцены реплика: «Я подожду вас в уборной, будем чай пить». Зал грохнул. Пионеры на секундочку представили, как в пахнущем мочой, прокуренном школьном сортире взрослые люди станут чаи распивать… И они развеселились. Актеры растерялись.
Слова тащат за собой широкополосный шлейф значений, смысл которых открывается либо в историческом аспекте, либо в современном контексте.
В ответ на упрек со стороны Мамонтова и Соловьева в неуважении англоязычным населением материально-телесного низа женского пола господин Гозман обратил внимание общественности на ненормативный оттенок вполне себе приличного слова «хозяйство». Если сельское хозяйство, то нет вопросов – 6 +, а ежели сказать: «мужское хозяйство», то, извините – «18+». А лучше – запикать.
Если почин питерских парламентариев, принявших закон о недопущении пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений, будет реализован на федеральном уровне, чиновникам придется быть особенно бдительными. И встанет вопрос: можно ли теперь показывать по телевидению музыкальную анимацию «Голубой щенок»? Там столько пропаганды «голубизны»…
«Hеужели из-за масти
Мне не будет в жизни счастья?
Я обижен злой судьбой...
Ах, зачем я голубой?»
Вообще-то авторы мультфильма вдохновлялись идеей пропаганды толерантности. И в венгерской сказке, по мотивам которой был сочинен мультфильм, Щенок – не голубой, а черный. То есть он – не гомосексуалист, а всего лишь негр.
Авторы еще в 90-х попытались объяснить: мол, они, когда сочиняли свою толерантную сказку, не подозревали о том значении слова «голубой», которое будет вычитываться спустя несколько десятилетий.
Им в ответ:
– Мы вас ни в чем не обвиняем. Но вы должны понять: ваше художественное произведение в нынешней ситуации приобрело гомосексуальную ориентацию. Вот, если вы перекрасите свою собачонку (что при нынешнем уровне развития видеотехнологии – не проблема), а поэт Юрий Энтин подберет другие слова для песен на музыку Геннадия Гладкова...
Не исключено, что и с переизданиями рассказа Аркадия Гайдара «Голубая чашка», а также прозаического произведения Михаила Зощенко «Голубая книга» возникнут трудности.
Словно предвидя аналогичный вопрос по поводу заглавия своей книги, Михаил Зощенко, написал в предисловии:
«Нашу книгу мы назвали голубой.
Голубая книга!
Мы назвали ее так оттого, что все другие цвета были своевременно разобраны. Синяя книга, Белая, Коричневая, Оранжевая… Все цвета эти были использованы для названий книг, которые выпускались различными государствами для доказательства своей правоты или, напротив, – вины других.
…Но еще оставался голубой цвет, на котором мы и остановили свое внимание».
Как выяснилось, непредусмотрительно «остановили внимание».
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
