Вадим Дубнов, политический обозреватель РИА Новости.
Называться международным у Дня программиста, отмечаемого в этом году 12 сентября, никаких формальных оснований нет. Во всяком случае, в прошлогоднем указе Дмитрия Медведева, которым этот праздник был учрежден, никаких претензий на его глобальность нет. Как нет и в мире в этот день никакого программистского праздника, к которому можно было бы присоединиться.
Но пусть никто на свете, скорее всего, и не знает о празднике российских программистов, это нисколько не посягает на его право быть международным. Просто потому, что День программиста просто не может не быть таковым. Особенно в России.
Рождение программиста
Вообще, если быть по-программистски точным, в соответствии с президентским указом только в високосные годы День программиста отмечается 12 сентября. В трех же остальных случаях он празднуется днем раньше, поскольку выпадает не на какую-нибудь субботу, как нормальные профессиональные праздники, а на конкретный 256-й день года, в честь того, что 256 – это два в восьмой степени, максимальное число, которое можно выразить в одном байте, восьмизначном двоичном числе, основе основ программирования.
Программистские праздники вообще, как никакие другие, пронизаны программистскими буднями и сакральными числами. Веб-программисты (те, кто разрабатывают интернетовские программы) своим днем считают 4 апреля – по известной всем "ошибке 404", о которой сообщается пользователю-неудачнику, запросившего несуществующую в Сети страницу.
Впрочем, безо всяких причуд на звание международного еще претендует 10 декабря, день рождения Ады Лавлейс, дочери Байрона и первого в мире программиста, и это тоже очень правильно и логично, если иметь в виду поэзию Apple и Джоббса, и, конечно, физтеховца Брина.
Восемь степеней свободы – наш общий праздник.
Свобода пришла с "Кама-сутрой"
Программистами советские программисты официально не были, они, в соответствии с официальными кондуитами, считались специалистами по "ПО ВТ АС", "программному обеспечению, вычислительной технике и автоматизированным системам". У программистского дела была даже ГОСТовская спецификация – 220400, в связи с чем день программиста отдельными энтузиастами праздновался уже тогда, естественно, 22 апреля, вместе с днем рождения Ильича.
Но на этом, примерно как в случае с Pink Floyd, который по тем временам проходил у нас как ВИА, вокально-инструментальный ансамбль, все советское решительно и бесповоротно заканчивалось.
Даже директивное распределение машинного времени (как это объяснить тому, кто не ждал открыток на получение автомобильного аккумулятора и кто уже никогда не поймет, что такое – компьютеров мало, а программистов много) ничего не меняло в главном, о чем сами программисты в своем упоении совершенно не догадывались: ПО ВТ АС было в Советском Союзе больше, чем профессией. Потому что нигде более советская держава не была такой смиренной, по-честному неамбициозной и в своем комплексе неполноценности такой беззащитной, как в машинном зале.
Она знала свое место и место тех, кто в самые отчаянные времена пролетарского братства приобщался к миру, причем не просто легально, но и по заданию партии и правительства. Стране уже тогда нужна была хоть какая-то модернизация, и уже тогда оказалось, что за нее приходится отмерять отдельным, но все более многочисленным счастливчикам толику свободы, которая, как выяснилось, измеряется в степенях двойки. Держава смирилась, и уже даже не пыталась в том духе, в котором отслеживала ксероксы, отследить, кто под тихое журчание автоматизации народного хозяйства распечатывает полузапрещенных Стругацких, "Архипелаг" и, конечно же, "Кама-сутру".
Потом окажется, что именно советские программисты легче и органичнее других соотечественников освоят просторы Калифорнии и океанского побережья Австралии. Просто так сложилось, что программист первым из советских людей учил английский лишь потому, что ему это было надо для работы.
А еще, в отличие от врача, учителя или токаря, программисту ничего не надо было менять – ни в понимании профессии, ни во взглядах на мир, ни в языке общения. Он, в сущности, менял только дорогу от дома до работы, которую, охваченный азартом вечного покорителя вечных головоломок, все равно никогда не замечал.
Дети физиков
А на митинги 91-го программисты ходили, наверное, примерно в тех же количествах, что их сегодняшние последователи выходят на Болотную. Программисты внешне вообще не очень отличаются от всех остальных.
Советская специальность N 220400 если и была формой внутренней эмиграции, то безотчетной и несформулированной. Они не взрывали систему, она им была совершенно безразлична, и, может быть, зря система так недооценила умение не обращать на себя никакого внимания.
Они жили, легко обходясь без клише и стереотипов, для них не было проблем передвижения и границ – они и так жили в том мире, который потом подтвердит свою неделимость фейсбуком и скайпом. Они, как и сегодня, уже тогда были невыносимы в любой компании, потому говорили только о своем и только на своем птичьем космополитическом языке.
Они, дети физиков-шестидесятников, как и родители, верили в чудо, но безо всякого пафоса, им было достаточно того, что они меняют виртуальный мир так, как мечтали изменить мир с Хиросимой и Сахаровым их полемизировавшие с лириками отцы. Дети ни с кем и ни о чем не спорили. Дело их жизни в идейном смысле было в высшей степени стерильным.
Им никому не надо было ничего доказывать, и не перед кем оправдываться. В отличие от отцов, они дожили до заката державы, не ударив для этого пальцем о палец, но странным образом это право вместе со своей не снившейся отцам свободой заслужив.
Они, кстати, такими и остались. Некоторые даже возвращаются из Беркли, потому что границ, как и прежде, нет. И потому праздник международный – как язык программирования. Как гармония самых простых на свете вещей.
Как дважды два. Только восемь раз.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
