22 июня по инициативе писательницы Людмилы Улицкой в интернете стартовал конкурс рассказов о послевоенном детстве, который завершится выходом к 9 мая 2013 года сборника лучших историй. Прочитать самые интересные из них можно будет на сайте издательства АСТ и агентства РИА Новости.
Общество, созданное во имя процветания простого народа, народом этим простым пренебрегало.
Где и когда произошел этот перекос и когда идея о благе человека стала важнее этого блага?
Жестокая система порождала жестокую действительность. Год 1948. Мой отец, шестилетний пацан, жил со своей матерью, где придется. Современная аббревиатура б-о-м-ж - наиболее соответствовала описанию их жилищного, но не социального статуса - без определенного места жительства. В то послевоенное время это не было исключением и не значило автоматически являться социальным отщепенцем. Разруха и нищета царили повсеместно, а семьи репрессированных по социальному положению находились на самом дне общества.
Деда моего отца по материнской линии забрали в 1937 году, после чего его уже никто не видел. Был он скорняком, дело свое знал и работал денно и нощно в своем сарае, выделывая шкуры, занимаясь пошивом хомутов, шапок, других меховых изделий, столь необходимых суровой сибирской зимой. Заработал своим трудом право поселиться в той части поселка, где жили по преимуществу негласные правители - местные казаки. Они селились главным образом на трех центральных улицах, пришлым же разрешалось жить только на окраине Черлака, поселка в Омской области. Дед папы и мой прадед Бычков был не местным, а приехал из Рязанской губернии в 1919 году в Сибирь за лучшей жизнью. И позволение поселиться в "элитной" части поселка было доказательством его высокого мастерства. Но кому-то, видимо, это мастерство стояло как кость в горле, и в суровые годы сталинских репрессий мой прадед исчез навсегда в неизвестном направлении.
Дочь его, моя бабушка, встретила и полюбила своего будущего мужа, моего деда, незадолго до войны. Он пришел с финской войны, на которой служил далеко не рядовым (документы отсутствуют, а определить звание по петлицам, так часто менявшимся в нашем государстве, нам не удалось) и был видным женихом. Вспыхнувшая любовь не оставляла времени на долгие раздумья, и мой папа, плод этой любви, появился раньше положенных 9 месяцев, которые должны были пройти со дня свадьбы до момента появления на свет. Этого семья моего деда, напоминавшая и по укладу жизни, и по затянутости платков на черно-белых фотографиях старообрядческую, бабушке никогда не простила, что и отразилось на последовавших скитаниях моей бабушки и папы.
Папин отец погиб в первые же месяцы войны (в марте 1942), даже и не увидев своего первенца. Мать же, не признанная семьей мужа, была вынуждена скитаться и работать целыми днями в больнице старшей медицинской сестрой, сын же был предоставлен сам себе. После войны ее взял замуж тракторист, покорив перед тем сердце будущего пасынка невиданной щедростью. В первый свой приход он подарил ему 5 рублей, дав таким образом возможность приобрести мечту пацанов того времени - колесо, которое можно было катить на палке, "мерседес" для мальчишек, выросших в послевоенную пору. А через год, в 1949м, его жену, беременную близнецами, отдают под суд.
В послевоенные годы аборты были запрещены, нарушения строго карались. К бабушке, которая работала медицинской сестрой в гинекологическом отделении, обратилась деревенская жительница и стала умолять ее сделать аборт ее умственно отсталой дочери, забеременевшей из-за своей недалекости. Бабушка пошла знакомой навстречу. Но вскоре сама же пациентка разболтала по причине слабоумия страшную тайну, и над бабушкой состоялся суд. Приговор был суров - тюрьма, и никого не смутило то, что подсудимая была беременная, а на свободе у нее оставался малолетний сын.
И вот суд закончен, подсудимую, скованную наручниками, уводят. Папа, которому исполнилось семь лет, пытается прорваться к матери, но его останавливает какая-то тётка - Не положено! Присутствующие постепенно расходятся, папа остается один.
Ну а что же наше общество, пекущееся о благе детей? Или детство - тоже понятие идеологическое? Если у тебя родители образцово-показательные граждане, пусть даже стукачи и доносчики, но действующие согласно придуманным в этом жутком государстве правилам, ты - ребенок. Если же родителям вздумалось что-то совершить, что противоречит уставу, быть ребенком тебе уже отказано? Бесчеловечность системы достигла в середине ХХ века своего апогея. И судьба моего папы - тому подтверждение.
Но мир не без добрых людей. И добрый человек, появившийся в этот трагический момент в жизни папы, был не намного старше его. Подошедший к нему пацан приободрил брошенного на произвол судьбы мальца и сказал: "Не переживай, я отдам тебе пол-улицы". Что значило это в те послевоенные годы, знает далеко не каждый. Множество детей остались в те годы без родителей, и единственным способом зарабатывания на жизнь было собирание милостыни. Так как беспризорников было немало, поселок был поделен на участки. Подарок длиной в пол-улицы был воистину царским. И если учесть, что государство не позаботилось о мальчишке, отец которого отдал за это государство свою жизнь, то ценность подарка от почти ничего не имеющего оборванца возрастет еще в несколько раз.
Затем были скитания, досрочное возращение матери с одним только выжившим близнецом и скорая ее смерть от туберкулеза, опять скитания и затем тяжба родни, которая наконец оценила "ценность" сироты из-за полагающейся ему пенсии и многое, многое другое. Но из всех рассказов моего папы о его трагическом детстве мне почему-то ярче всего запомнился этот, об аресте матери. И видится мне сцена, где в опустевшем зале суда стоят два пацана, брошенные обществом и окружающими на произвол судьбы. И один из них предлагает другому пол-улицы в подарок.
Работы на рассмотрение писательницы можно присылать до 1 октября по адресу: detstvo-49@yandex.ru, а также на сайт "Сноба" и "Вечерней Москвы".
Текст рассказа предоставлен издательством АСТ
