Ольга Галахова, театральный критик, главный редактор газеты "Дом актера", специально для РИА Новости.
Четвертый сезон в Театре на Малой Бронной идет спектакль "Варшавская мелодия" по одноименной легендарной советской пьесе Леонида Зорина. Казалось, что эта пьеса с ее первыми исполнителями - великими вахтанговцами Юлией Борисовой и Михаилом Ульяновым, - уйдет в архив периода оттепели. Но не ушла, и на современную версию спектакля у дверей театра спрашивают лишний билет (!), а в зале стоит такая редкая по сегодняшнему дню тишина, которой может позавидовать любой актер и любой театр.
Любви молодых людей — польки Гели и русского Виктора, студентки московской консерватории и будущего винодела — мешает закон, запрещающий браки с иностранцами. История любви стартует в послевоенной Москве 1946 года, а заканчивается опять же в Москве, но уже в шестидесятые. В пьесе есть только он и она. Но оказалось, что пьеса мудрее истории.
В Театре на Малой Бронной Гелю играет Юлия Пересильд, а Виктора - Даниил Страхов, оба известные молодые актеры. Худрук театра Сергей Голомазов - режиссер-постановщик, а ученица его мастерской в ГИТИСе Татьяна Марек - режиссер.
Мы понимаем, что спектакль - плод работы коллектива людей, но есть здесь одно исключительное достижение - игра Юлии Пересильд. Она играет эту роль как большая актриса. Ее Геля - на равных с предыдущими великими исполнительницами этой роли. Юлия Пересильд рассказывает нам о том, какие метаморфозы с душами происходили в сталинское время, какая цена заплачена людьми, которые, кажется, уже пережили все самое страшное во время Второй мировой войны.
Поражает человеческая зрелость молодой актрисы. В начале и в конце спектакля мы слышим голос драматурга Леонида Зорина. Он - участник и свидетель тех событий. Тогда ему было 22 года. Юлию Пересильд отделяет от того времени шестьдесят лет, жизнь нескольких поколений, у каждого из которых складывались свои отношения с войной: от священно-патриотического восторга до цинично низвергающего героизм советского народа.
И для Юли, и для Даниила Страхова, между тем, важно сыграть эту общность поколения своих героев, избегая пафоса. Они оба пережили войну, но Виктор смог заглушить свои воспоминания ради мира, а Геля обожжена войной, она испугана навсегда, и война в мире для нее осталась.
У Зорина это есть между строк, и вообще, многое, что у драматурга между строк, Пересильд и Страхов взяли в свои роли. Она при первой встрече вдруг делает передышку в своих язвительных эскападах относительно оптимистичного русского парня: оказывается, Виктор, как и она, сирота. Мало того, что этот розовощекий и крепкий советский паренек в гимнастерке, оказывается, умеет слушать Шопена, - именно так, на польский лад, произносит Пересильд фамилию композитора - Виктор пострадал, как и она. Ее линия обороны на мгновение дает слабину.
Поначалу в ней нет никакого шика, напротив, понятно, что у этой девочки нет денег даже на косметику, и ходит она в одном простеньком платьице. Уже потом станет ясно, что эта молодая бедная полька боится всего, не хочет и не может забывать пережитого.
Она не верит в счастье человека, потому что видела в оккупационной Польше что-то страшное. Там в партизаны уйти было нельзя - там уходили в подполье. Что она чувствовала, когда в обозе с сеном везла спрятанных евреев мимо немецкого патруля? Слов о пережитом ужасе нет, но ты постоянно чувствуешь его за едкими и остроумными фразами. Если человек как вид способен на изуверства, то подобное зло может проявляться не только в условиях войны.
Ей не нравится в Викторе не только его простота, она боится в нем Победителя, и когда открывает ему свое запуганное сердечко, то зовет его на польский лад Витеком.
Она говорит по-русски, потому что ее покойный отец мудро посоветовал ей: "Учи этот язык, он тебе пригодится". Как Пересильд произносит эту фразу! В ней слышно столько подтекстов! И ввод советских войск в Польшу, и вся прежняя боль Польши, - все это сказано актрисой.
Она вся сжимается, когда Виктор протягивает ей программку и произносит по-немецки "пожалуйста". Лишь от звука той речи она превращается в комок страха, буквально немеет от ужаса.
Постепенно Геля оттаивает, впускает Виктора в свою жизнь. Бедные, счастливые и голодные, они встречают Новый год и собираются пожениться. Но выходит закон о запрете браков с иностранцами. Для нее это - виток очередной жестокости мироустройства, и она еще раз убеждается, что война не закончилась, а лишь приняла другие формы. Он же наивно верит, что госмашина сделает для них исключение. Он пойдет, он скажет…
Они встречаются спустя десять лет в Варшаве.
Пересильд появляется уже как певица с именем. Теперь у нее есть деньги не только на косметику, но и на роскошное шелковое платье. Она знаменита в Польше, хороша собой.
Мы видим, как из бедной девочки Гелена превратилась в зрелую женщину, в певицу, которой есть о чем петь, потому что есть опыт боли. Она будет петь для Виктора в ресторане, петь о том, что любит его, что жизни без него для нее нет.
Она даст волю своим чувствам, и когда надо будет прощаться перед дверьми гостиницы, Геля позволит себе потерять контроль, чтобы отчаянно побороться в последний раз, попробовать вернуть свою любовь. Она будет умолять, даст пощечину, поколотит Витека и останется снова жить с мыслью о том, что мир не допустит счастья.
Пройдет еще десять лет, и уже знаменитая польская певица приедет в Москву с гастролями. И снова Пересильд изменит облик Гелены. В артистическую гримерку придет Виктор - уже интеллигент, остепененный доктор, тихий человек - и вручит ей свое вино. На создание этого винного букета ушла вся его жизнь. Гелена сидит у зеркала и профессионально, с каким-то озверением поправляет грим. На ней седой парик, серебряное платье в обтяжку. Ее трудно узнать. Перед нами, если честно, - эстрадная стерва, которая безжалостно поносит своих продюсеров. Эта Гелена уже не надеется на счастье. Все отдано карьере. Она ожесточена, одинока, как впрочем, одинок и разведенный Виктор. Оба бездетны.
Они сидят в гримерке, ей пора выходить на сцену, но мы видим, как раздавлены две судьбы, как их подсекли, и, встретившись в 1946 году, они и не предполагали, что потом будут оба доживать свои жизни, забивая пустоту работой.
Гелена выйдет на сцену после антракта, и мы увидим опять прекрасную польку, которой остается только одно — петь об утратах и с этим жить, жить и жить.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
