Вадим Дубнов, политический обозреватель РИА Новости, Цхинвали - Тбилиси - Гори - Москва
Новейшую историю Южной Осетии, ее войн и мирного возрождения рассказал Тимур Цховребов, который еще на исходе советской власти взял кредит на теплицу и посадил помидоры. В 92-м пришли грузины, и если бы, говорит Тимур, они просто разграбили теплицу, он бы не обиделся. "Но они перекрыли отопление, и все замерзло".
"Ах, так!" - сказал Тимур и взял автомат... С войны он вернулся авторитетным полевым командиром, создал "Общество экс-комбатантов", объединяющее таких же, как он, участников местных войн, и в следующий раз посадил помидоры только в 2008-м.
Когда все закончилось, и Тимур снова спрятал автомат, мать его попросила: "Тимур, не сажай больше помидоры!". Тимур послушался, но в этом году все-таки не выдержал, а потом пришла соседская курица и склевала только что высаженные семена. Тимур победоносно поднял палец: "Дешево отделались!.."
Ловушка для Цхинвали
Если не восстанавливать город, разрушенный на треть войной, оставшиеся две трети будут добиты миром, и потому о войне в Цхинвали вспоминают нечасто - лишь как повод к разговору о главном.
"Здесь прямое попадание", - показывает пожилая женщина крышу дома, разбитого символа вчерашнего провинциального уюта. И дальше - только о том, как расползлась эта крыша после нанятых государством шабашников, потом соседи - о том, как за свой счет и своими руками отстраивали порушенное, и совсем устало, даже без злости - про власть.
Та власть ушла, оставив после себя пепелище и изуродованный город, новая же разговор начинает со слов "не хотелось бы плохо говорить о предшественниках", но именно о них и приходится говорить.
Новый руководитель Минстроя Анатолий Мащелкин вместе с новым премьером приехал из Самары, и, казалось бы, его уже трудно чем-то удивить. Но и он, как анекдот, рассказывает, как разрытые траншеи закапывали, так и не положив в них трубы. Он вспоминает, как в его кабинет ворвались подрядчики, которым новая власть отказала в продолжении счастья, и теперь министру усилили охрану. А многие из бывших подрядчиков к нему не врывались, их вообще никто не может найти, потому что с выделенными им деньгами они исчезали бесследно, навсегда и практически сразу.
Мащелкин рассказывает, что в этом году на восстановление жилого фонда денег не выделено, а больше, чем за миллиард рублей, восстановители так и не отчитались, да и как им удалось отчитаться почти за 16 миллиардов (примерно по 4 миллиарда в год), тоже загадка, отгадку которой могут знать, наверное, только в Москве.
Я пытаюсь быть деликатным: не было ли некоторой переоценкой сил - одновременно восстанавливать дома и менять канализацию, из-за чего в городе остались заасфальтированными только две улицы? Министр мою деликатность принимает за шутку и улыбается: да, конечно, просто отмывали.
На вопрос, сколько времени доверия есть у нынешней власти, глава МЧС Борис Чочиев отвечал почти трагически: "Это для Южной Осетии - последний шанс". А министр Мащелкин назвал точную дату: октябрь, когда по плану должны быть заасфальтированы пять улиц. О домах речи нет, но это только кажется, что когда никто ничего уже не ждет, восстанавливать легче. Президент югоосетинского медиацентра "Ир" Ирина Гаглоева (в недавнем прошлом - министр информации и печати) формулирует диагноз: "У нас - великая депрессия".
Депрессия - это не только потухшие, как никогда прежде, глаза. Депрессия - это понимание ее настоящих причин, в которых так страшно себе признаться. И все копится внутри, потому что свои все это знают сами, а чужим это говорить нельзя.
Решаются немногие и только по старому знакомству. Человек, долгие годы проработавший в югоосетинской власти, рассказывает мне вроде бы про восстановление: "Без помощи Москвы мы не справимся. Но когда мы говорим, что нам не все, что делает Москва, нравится, она нас переспрашивает: "Ваши претензии понятны, может, сами все и сделаете?.."
Об этом не принято говорить, за это никто не накажет, это просто политический моветон и нехорошая слава, и это тоже депрессия. "Даже Сергей Шойгу, услышав наши претензии, прищурился и уточнил: "А сами можете?" - и, несомненно, он имел право на такое уточнение. Это - ловушка, в которую мы попали".
Мое предположение, что его рассказ - только образ, и в ловушку Южная Осетия попала намного раньше, он опровергать не стал.
Война и оффшор
Депрессия - это когда даже фантазия отказывается строить большие планы. Залина Хугати, выросшая в Южной Осетии, учившаяся в Германии и теперь вернувшаяся на родину министром экономического развития, рассказывает о своей программе. Она сразу предупреждает, что стратегия будет довольно затратной, и, услышав первые же ее пункты про поддержку здравоохранения, молодых матерей, образования, а также здорового образа жизни, я понял, что предупреждение было не напрасным.
"А что, нам здесь, пока мы не наберем обороты, лечь и умереть?" - немного, как мне показалось, обиделась министр и перешла от затратных статей к заработкам. Первым доходным мероприятием Хугати назвала возрождение сельского хозяйства. Она, впрочем, согласна, что прорыва аграрии не обеспечат, что югоосетинской экономике нужен другой локомотив. Какой? "Промышленность!" - сказала министр Залина Хугати.
Видимо, заметив мою некоторую озадаченность, она поспешила уточнить: "Мы будем развивать высокотехнологичную промышленность. В частности, электронную - мы будем выращивать кремниевые кристаллы...".
Хугати вспоминает "азиатских драконов", которые сделали одну сильную ставку и выиграли. Кажется, она догадывается, что ставка если не бита, то очень уязвима.
Если бы со своими технологиями пришли сюда из Кремниевой долины или из Sony, не потребовалось бы для возрождения и сельского хозяйства. Но придут ведь из Новосибирска или Зеленограда, может быть, когда-нибудь из Сколкова, в общем, отовсюду, где по части модернизации дела ненамного лучше, чем у Южной Осетии в вопросе международного признания.
Но, с другой стороны, что еще может быть локомотивом для республики, в которой осталось тысяч сорок населения, и в которую еще очень много лет не придет никто из Кремниевой долины? И больше не приедет тот, кто делал совсем недавно дорогу через Грузию в Россию для Южной Осетии поистине Шелковым путем.
Это - все та же ловушка, в которую Южная Осетия угодила задолго до 8 августа 2008 года. Ведь было время, когда конфликт в Южной Осетии выглядел вполне урегулированным.
Рынок в Эргнети, предместье Цхинвали, возможно, крупнейший по тем временам на Южном Кавказе, делал Южную Осетию частью общего экономического пространства не только с Грузией, но и со всем миром, лежащим к югу от нее, вплоть до Ирана и Турции. Оттуда начинались дороги, сливавшиеся в единую и единственную магистраль, проходившую в Россию и дальше на восток, и проходила эта дорога через Цхинвали, миря всех на своем пути.
Конечно, это был нелегальный оффшор, но в Южной Осетии работала грузинская сотовая связь, в ходу были и рубли, но больше грузинский лари. В получасе езды был грузинский Гори, город со всеми его возможностями и соблазнами. Чуть больше часа езды было до Тбилиси, в котором учились, лечились и работали граждане Южной Осетии.
И всех это вполне устраивало, даже Эдуарда Кокойты, который еще не думал тогда, что на три года свою президентскую судьбу он сможет продлить только благодаря войне. Южная Осетия жила, не думая ни о международном признании, ни о безопасности, ни даже о неудобствах перемещения по миру, поскольку у всех были российские, а у многих и грузинские паспорта.
Но в 2004 году пришедший к власти Саакашвили принялся наводить в стране порядок, в том числе, и финансовый. Эргнети переставал быть для него черной дырой только в случае контроля на прозрачной границе Южной Осетии и России, которая для Грузии была государственной.
Но, судя по всему, скрывалась за этим и попытка Тбилиси решить конфликт окончательно, из-за чего он немедленно обрел характер того явления, которое спустя четыре года будут вспоминать как репетицию войны. Тогда войны не случилось. Но капкан для Цхинвали уже начал недвусмысленно поскрипывать.
Разрушение Эргнетского рынка поставило под сомнение даже ритуальную независимость Южной Осетии. Но еще оставались выходы. Еще была призрачная мечта о том, что когда-нибудь, может быть, мир решит, что делать с такими образованиями, и, пусть не сразу, но очередь дойдет и до них. Была надежда, в конце концов, на то, что как-то и в чем-то все-таки наладится снова с Грузией.
Война 2008-го разрушила не только Цхинвали. И не только его добили четыре года после нее.
Когда грузины - родня
Лозунг "Навеки с Россией!", как вчера, так и ныне - форма существования. Но о своей верности Москве здесь теперь стали говорить как-то запальчиво, будто бы с кем-то споря, словно за кого-то извиняясь. Когда-то эти слова произносили искренне и жизнелюбиво. Сегодня - как заклинание, которое тем и хорошо, что о его сути совершенно необязательно задумываться.
Но, кажется, и никогда здесь не было в потухших глазах такой готовности услышать что-то другое. Вице-премьер Алла Джиоева, которая в конце прошлого года была лишена победы на президентских выборах решением Верховного суда республики, вспоминает представителя Москвы, который объяснял ей, что ее уровень никак не соответствует высокому званию президента Южной Осетии, - и этого оскорбления она никогда не забудет.
Дело не в обидах. Дело в том, что никого вся та выборная история не потрясла. Все в итоге приняли эти правила, потому что других нет и не будет, как без их исполнения и заасфальтированных улиц так и останется только две. И любимая ученица бывшей учительницы Джиоевой, пряча глаза, объясняет ей, что две квартиры вместо положенной одной она взяла, потому что появилась возможность, и учительница вздыхает и говорит, что ангелов нет.
А ненавидеть не получается, даже грузин. Любой рассказ о том, как тех неправильно создал бог и как невозможно с ними жить, обязательно включает в себя сюжет об их извечной неблагодарности: как они могут забыть о том, что битвы для царицы Тамары выигрывал ее муж, осетинский царевич Сослан?
Значит, все-таки можно было с ними жить? В ответ - улыбка: да, история - очень сложная вещь, особенно грузино-осетинская, и уже ничто не мешает человеку, только что рассказавшему о своей ненависти к грузинам, признаться, что грузинами являются его двоюродный брат или племянник.
Тимур Цховребов, полевой командир и создатель общества экс-комбатантов, убежден: тот, кто видел врага не по телевизору, а через прицел, ненавидеть его уже не может. И когда он говорит, как близки между собой грузины и осетины, никто не спорит, а другой мой осетинский знакомый и вовсе убежден, что к грузинам южане всегда были ближе, чем к родственникам-северянам, и опять не слышно возражений. Просто об этом нельзя говорить вслух и чужому.
"Многие понимают про ловушку?" - спрашивал я у Тимура. "Человек двадцать, - усмехнулся он. - И я их знаю поименно. Но в глубине души это, я думаю, знают многие. Но не признаются. В том числе и самим себе".
"Почему Россия не боится нас обидеть и, возможно, потерять?" - спросил меня человек у разбитого дома, с которого, собственно говоря, и началось наше знакомство. И мы оба не удивились. Я - тому, что он спросил. Он - тому, что я не ответил.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
