22 июня по инициативе писательницы Людмилы Улицкой в интернете стартовал конкурс рассказов о послевоенном детстве, который завершится выходом к 9 мая 2013 года сборника лучших историй. Прочитать самые интересные из них можно будет на сайте издательства АСТ и агентства РИА Новости.
Вячеслав Ищенко
О Шурке, который учил надувать живот и проводить первые послевоенные выборы
Он был старше меня года на четыре, но участвовал в наших затеях и проделках со свойственной ему страстью и, как бы это сказать, компетентностью, что ли.
Кажется, в 1946 году, когда в стране проходили первые выборы в Верховный Совет, кому-то из нас пришло в голову оборудовать свои, домашние, игрушечные избирательные участки. Таких участков было три: у меня, у моего брата Лёньки и у Шурки. Самый красивый участок был, конечно, у Шурки. Он здорово рисовал и все лозунги, призывы оформил можно сказать на профессиональном уровне.
Наши детские избирательные участки представляли собой углы или отгородки в комнате. У нас с братом Лёнькой такие углы мы получили в своё распоряжение на кухне, благо она была довольно просторной. Избирательные участки располагались по обе стороны обеденного стола, торцом примыкающего к стене. У брата ближе к кровати, у меня — у окна. Атрибутику выборов мы подсмотрели, конечно, на настоящих избирательных участках. Она-то нас и привлекала. Мать с отцом дали нам по лоскуту красной материи, на которой мы зубным порошком вывели "Все на выборы!"
В центре всей композиции в каждом из трёх наших игрушечных участков находился портрет Сталина. В то время это был обязательный и главный элемент оформления каждого избирательного участка. У меня портрет был цветной, Иосиф Виссарионович был изображён на нём в мундире Генералиссимуса. Полагалось обрамить портрет зажжёнными электролампочками по периметру, но такой роскоши мы, конечно, позволить себе не могли. Поэтому я перед портретом вождя я приладил маленькую "сплюшку" — флакон с керосином и горящим фитилём, которым часто пользовались, потому что подачу электричества прерывали почти ежедневно. Портрет с горящим фитильком живо напоминал икону с лампадкой, но меня данное сходство не смущало. Кто-то сделал мне критическое замечание:
— Ты будто свечку Сталину поставил. Нехорошо как-то получается…
Но меня и это не волновало. Ведь тут же, на стене, были приделаны маленькие флажки, горизонтальные лозунги, вырезки из газет и журналов. Мне нравилось, как звучал многократно повторявшийся по радио девиз: "Да здравствует нерушимый блок коммунистов и беспартийных!"
Это звучало почти как молитва.
Отец возглавлял один из настоящих, неигрушечных избирательных участков. Раз или два он брал нас с братом на предвыборные собрания, после которых устраивались концерты. На одном из таких концертов я впервые увидел и услышал выступление скрипача. Моё внимание особенно привлёк смычок. Он казался волшебным. Я называл его "золотой палкой".
Кандидатов было двое, по числу палат Верховного Совета СССР — Совета Союза и Совета Национальностей. В Совет Союза баллотировалась рабочая нефтяного промысла Балганым Доспаева. В Совет Национальностей кандидатом был какой-то дядя из столицы Казахстана Алма-Аты. Фамилию его я забыл. А тогда знал очень даже хорошо.
Обе фамилии кандидатов звучали по радио, о них писала областная газета "Прикаспийская коммуна". Даже в радиопередачах на казахском языке эти имена мы улавливали из передаваемых текстов.
Как настоящие агитаторы мы обходили соседей по двору накануне выборов и приглашали принять участие в голосовании на наших "избирательных участках". В день выборов взрослые действительно пришли в каждый из трёх наших участков и в шутку заполнили приготовленные нами "бюллетени" — маленькие листочки.
Один из знакомых отца, весёлый балагур Чегодаевский из Астрахани в шутку зашёл за занавеску, которая отделяла на кухне закуток с висящим на стене бачком для нефти. Как будто это была кабина для голосования. Зашёл и кричит оттуда:
— А бюллетень опускать в этот нефтяной бачок?
Взрослые очень смеялись. Урночки для голосования у нас были маленькие, они тоже входили в набор предвыборной атрибутики. Свою персональную игрушечную урну я сделал, приспособив для этой цели пустую коробочку из под пудры. Мне её дала мать. Ножом я прорезал в ней отверстие для опускания бюллетеней.
Шурка был единственным сыном Фрадкиных. Но из-за своего беспокойного характера он всё время раздражал свою мать, Софью Семёновну. Шуркин отец, Соломон Соломонович, в отличие от шумной и говорливой жены был тишайший человек. Работал он завхозом в облрыболовпотребсоюзе, дома его вообще часто не было.
Софья Семёновна ругала Шурку страшными словами. Она причитала, подвывая, стенала жутко. В адрес Шурки неслись такие проклятия, которых я никогда не слышал ни до, ни после. Например:
— Да пусть у всех будет праздник, а у меня будет гроб стоять! И чтоб ты лежал в этом гробу!
Я до сих пор не знаю, какие нужно было совершить проступки, чтобы заслужить такие слова родной матери. Шура удивительно спокойно переносил страшные ругательства матери. Как правило, в ответ на её крики он просто молчал.
Однажды он показывал всему двору, как умеет надувать живот. Это и впрямь было удивительно. В другой раз он поспорил с нами, что выйдет на улицу совершенно голый и пробежит квартал. И сделал это! Он просто настоял на этом своём "эксперименте". Зачем? Не знаю. Но с тех пор я всегда вспоминал этот странный эпизод, когда слышал поговорку "Как голому на улицу". Правда, и сейчас не понимаю, почему нестерпимо хочется на улицу некоторым голым людям.
Иногда мы слушали с ним репортажи о футбольных матчах. Для этого Шурка выставлял в окне радиодинамик. Эти передачи предварял Футбольный марш Блантера, а вёл их знаменитый Вадим Синявский. Следить за его скороговоркой мы не успевали, но это было и не столь важно. Важен был сам процесс: мы сидим и слушаем.
Шурка научил меня делать раскопки. Проще говоря — ямы. Однажды мы с ним при участии моего брата Лёньки сделали подкоп под дом Фрадкиных. Нам повезло — мы нашли в земле позеленевшую тяжёлую медную монету. Копали мы палками. Я при этом держал палку как отбойный молоток и всячески сам для себя разыгрывал роль шахтёра-стахановца, откалывавшего пласты угля.
Частенько Софья Семёновна приходила к моей Матушке и жаловалась на Шурку. Видимо, ей надо было выговориться, разрядиться. Заодно она бурно, несколько отвлекшись от проказ Шурки, с восторгом рассказывала, насколько богато они жили до войны в Одессе:
— Ах, Матрёна Ефимовна, — вздыхала Софья Семёновна, обращаясь к моей матери. — О, зохен вэй, какая была у нас посуда, какая посуда! Вы себе не представляете… Моя мама подавал суп в двойных тарелках — под глубокой тарелкой обязательно должна была находиться такая же, но мелкая.
Софья Семёновна долго описывала узоры на тарелках, большую супницу, какие у той супницы были ручки. Какой был половник, которым разливали суп. Потом переходила к рассказу о зеркале:
— Нет, вы не видели никогда такого зэнькала! Это было настоящее чудо, скажу я вам. А на обратной стороне зэнькала было написано: "Дорогой Софочке от мамы".
Не ручаюсь за точность, но, кажется, именно это "зэнькало" Софье Семёновне подарили в качестве приданого, когда она выходила замуж за Соломона Соломоновича.
В рассказах Софьи Семёновны часто упоминалась некая богатая и почтенная семья Шеферсонов. Речь Софьи Семёновны изобиловала восторженными ссылками на это замечательное семейство, перечислениями всего, чем был богат дом Шеферсонов, которые, если не ошибаюсь, были дальними родственниками Фрадкиных.
Мощный голос Софьи Семёновны можно было услышать неожиданно, когда Соломон Соломонович выходил во двор поболтать с соседями. Она кричала гортанным голосом всегда одну и ту же фразу:
— Соломон, войди в дом, я тебе дам работу, я тебе работу дам!
И милейший Соломон Соломонович со вздохом беспрекословно поднимался со ступенек, где сидел в компании соседей, и покорно шёл на этот властный зов супруги.
А что же Шурка? Он открыто, но незлобиво посмеивался над причудами своей матери. Рассказывал нам, малышам, о прочитанных книгах (читал он много), пел песенки, переиначивая в ироническом ключе фрагменты из оперетт, столь любимые его матерью:
О Роз-Мари, о Мэри,
Твой зов нежней свирели.
Твои глаза, что ровно две цыбули,
Иван-колхозник шлёт тебе две дули…
Для нас, малолеток, он пояснял, что "дули" — это, оказывается, груши.
Работы на рассмотрение писательницы можно присылать до 1 октября по адресу: detstvo-49@yandex.ru, а также на сайт "Сноба" и "Вечерней Москвы".
Текст рассказа предоставлен издательством АСТ.
