Меня не так восхитила отвага господина Лопатенка, главы компании "Формула цвета", решившего раскрасить эйзенштейновского "Александра Невского", как его попытка обосновать свое решение теоретически.
В интервью, данном Валерию Кичину для "РГ", он отдает должное гениальности режиссера, расшаркивается перед великим композитором Сергеем Прокофьевым и... не удостаивает даже упоминания оператора - Эдуарда Тиссэ, вклад которого в создание кинематографического шедевра он и решил подвергнуть существенной ревизии.
Забывчивость выглядит демонстративной.
***
Практический резон покраски черно-белого изображения "Невского" Игорь Лопатенок объяснил более чем внятно: "Спросите любую крупную компанию уровня "Парамаунт", нравится ли ей колоризация, она ответит утвердительно. Фильмы, которые давно перестали давать прибыль, снова стали доходными. Это объективный показатель: зритель голосует рублем".
Действительно, какое может иметь значение все остальное, когда новое платье фильма обещает навар портному.
Кончил бы господин Лопатенок этим аргументом, и вопросов бы к нему не было. Но он пожелал выглядеть не только сообразительным бизнесменом, но и озабоченным культуртрегером. То есть миссионером, несущим образцы высокой культуры в народные массы.
И пошло-поехало: высокая культура, мол, не по зубам молодым людям; они не готовы смотреть "Войну и мир" в полнометражном объеме, "эпопейный размах и подробное развитие действия им не по зубам", даже если кино образцово-гениальное.
Лопатенок нашел выход из безвыходного положения. Культура сама должна пытаться достучаться до юношества. Просто надо "сделать для начала упрощенную версию, комикс. Если человек его посмотрит - он захочет посмотреть больше".
Это - неубиваемый аргумент адептов упрощенных экранизаций классики.
А если не захочет?..
Ежели отрок всем визуальным удовольствиям предпочитает "экшн", чего ему тратиться на лирические или, пуще того, философические отступления Толстого или Достоевского? Самое интересное ему уже показали в комиксе: Анна полюбила молодого офицера, ушла от старого мужа и бросилась под паровоз.
Еще больше умиляют дежурные разговоры культуртрегеров о том, как после показа по телевизору экранизации, предположим, "Идиота", толпы зрителей смели с прилавков магазинов роман, а те, кому не досталось, бросились в библиотеки читать его.
***
Одна из самых устойчивых иллюзий просвещенной части человечества та, что толпа, прочитавшая толстую книгу, вычитывает из нее нечто большее, чем она извлекла из ее экранизации.
Мне-то сдается, что тут иная последовательность: это создатели успешной экранизации угадывают наиболее распространенные в народе представления о первоисточнике и его героях и все эти клише массового подсознания выводят на экран.
Иными словами, киношники экранизируют не столько классическое литературное сочинение, сколько массовое представление о нем. В таких случаях о "достучаться" до небес великого создания не может быть и речи. Речь может идти скорее об очередной попытке заблокировать и зацементировать небеса. А с ними - и восприятие массовой аудитории.
***
Способ разблокирования восприятия киноклассики путем раскрашивания знаменитой черно-белой ленты, которым решил воспользоваться господин Лопатенок, имеет свою историю и уже какие-то рамки. Можно красить старые фильмы, но только с не слишком изощренными изобразительными решениями - такие как "Семнадцать мгновений", фильмы-сказки, любимые комедии, но гордость мировой классики лучше не трогать.
Намерение расцветить "картинку" эйзенштейновского "Невского" нарушает это неписанное правило и, пожалуй, бросает тень на уровень профессиональной компетентности просвещенного кинобизнесмена.
Поэтому Лопатенок обратился к Эйзенштейну за санкцией на свой эксперимент: "Эйзенштейн был большой энтузиаст цвета - даже вставил в "Ивана Грозного" цветовой фрагмент. Много писал о цвете, использовал его в черно-белом кино, применял цветовую инверсию: скажем, черные тевтонские рыцари были инвертированы в белый цвет. Цвет замечательно ложится в его фильмы. Потому что в них нет черно-белого решения, как решены, к примеру, "Гражданин Кейн" или "Летят журавли".
Тут почему-то вспомнилось наблюдение Достоевского: "Дайте русскому школьнику, ничего не знающему в астрономии, карту неба, и он на второй день принесет вам ее исправленной".
Дали как-то русской школьнице Маше Шрайбер возможность ознакомиться с теорией эволюции Дарвина, и она тут же оспорила ее фундаментальные положения.
Господин Лопатенок не в курсе, в чем разница между цветным и цветовым кино. В первом случае цвет - не более чем бытовая подробность. Во втором - смысловая нагрузка.
К сведению господина Лопатенка: Эйзенштейн был большим "энтузиастом" цветовой семантики, а над жадным пристрастием своих коллег и зрителей к цветному кино довольно едко иронизировал.
Ему вторил его биограф Виктор Шкловский: "Овладев технически цветной пленкой, режиссеры устраивали в картинах выставки текстиля разного цвета.
Делали диваны, на которых лежали цветные подушки.
Это не так плохо для опыта, но это не раскрывает жизни человека, а закрывает ее подушками".
Расцвечивание тончайшей светописи Тиссэ в "Невском" "закроет" правду - если не истории русского государства, то его мифологии, столь талантливо сочиненной Эйзенштейном.
***
Размышляя о роли цвета в кино, автор "Ивана Грозного" обратил внимание на логику поведения обезьянок. Бросили одной из них морковку, она бросилась к ней, не отрывая глаз от ее желтизны. Но тут в поле зрения попадает белая бумажка. Белое впечатляет сильнее, и она устремляется к листку бумаги, по пути обратив внимание на шевельнувшуюся ветку. Движение выразительнее цвета.
Вот так и зритель будет смотреть колоризованного господином Лопатенком "Невского", прыгая, подобно обезьянкам, от одного цветового пятна на экране к другому.
Но это еще не вся беда. Самая беда, пожалуй, в том, что будет создан прецедент. И хотя сам Игорь Лопатенок говорит о том, что пощадит фильмы Тарковского, картину Калатозова "Летят журавли", верится с трудом. Теоретическая база - какая, никакая - уже подведена. Главное: уже создана, развита и усовершенствована технология превращения шедевров черно-белого кинематографа в "выставку текстиля". Не ржаветь же ей.
***
Увы, всякая прибыльная технология, как и искусство, требует жертв и жертвоприношений, в том числе и со стороны искусства. Вопрос только в том: готовы ли мы их приносить?..
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
