РИА Новости продолжает публикацию дневников Марины Слепян, мамы мальчика с аутизмом, основателя группы по коррекции аутизма "Суламот". В этой главе она рассказала о том, как ей и ее семье удалось справиться с отчаянием и научиться по-другому воспринимать окружающий мир.
Наш ребенок расцветал на глазах - его отношение к миру уже не было негативным и настороженным. Он будто бы стал излучать спокойную уверенность в себе, в своих достоинствах и возможностях. Мы, конечно, "работали" под руководством детского сада, реализуя все советы и рекомендации, и с удивлением наблюдали, как положительная, теплая, поддерживающая атмосфера мотивирует ребенка. Он рвался участвовать во всех детсадовских мероприятиях, а если пропускал какое-нибудь занятие, например из-за того, что несколько часов находился на интеграции в соседнем инклюзивном садике, то по возвращении требовал восполнить пробел.
Всех детей в садике он считал своими друзьями, невзирая на уровень их функционирования. В группе было двое невербальных детишек, которых Том, с его потребностью все расставить по полочкам, называл малышами и соответственно, покровительственно к ним относился.
Конечно, случались и неприятности: не раз и не два он возвращался с отпечатками зубов на плече - его кусал друг, который не любил проигрывать. Однажды меня сорвали с работы, после того, как наш лучший друг запустил в Тома кубиком и раскроил ему лоб. Когда я прилетела в садик, там уже стояла скорая помощь, готовая отвезти его в больницу. Ранку зашили, и все быстро забылось. Мы относились к таким инцидентам совершенно спокойно. Главное, что они не оставляли в его душе никаких следов, и вместе с болью проходила и обида.
В нашем коммуникативном садике, кроме когнитивных занятий, Тома и других детишек учили базисным правилам общения. Например, понимать, что если кто-то расстроен и плачет, то нужно подойти, предложить помощь, поддержать. Нужно уметь выигрывать, не обижая проигравшего, и проигрывать, не впадая в истерику. Вести, хоть и короткую, беседу со сверстниками. Слушать другого и стараться понять его.
Один из методов назывался "обратная интеграция" - к нам в детсад приглашали "обычного" ребенка из примыкавшего инклюзивного садика, и прикрепляли к одному из аутичных детей. Они играли на пару под неусыпным контролем терапевта, который направлял игру в нужное русло.
Это позволяло нашим детям потренироваться в общении в "лабораторных условиях", оттачивая свои социальные навыки. Напарники из обычного садика обожали такие мероприятия и боролись за это право "погостить".
Итак, Том несся вперед семимильными шагами, а я... постепенно все глубже и глубже погрязала в море литературы об аутизме. Чем больше я читала, тем больше осознавала ширину пропасти между Томом и нeйротипичным миром, в котором мы живем. Я была не способна радоваться его достижениям, которые казались мне каплей в океане его трудностей, и обнаруживала все больше и больше жизненных аспектов, в которых ему всегда будет нужна помощь. Моя деятельная натура не могла смириться с тем, что не в моих силах кардинально изменить ситуацию. Я не могла по-настоящему уделить внимание никому и ничему другому, думая только об этом, и оказалась в тупике, в состоянии, из которого было очень сложно выбраться своими силами. Мне не хотелось общаться с теми, кто не имеет отношения к аутизму, меня не волновали их разговоры и интересы.
На мое счастье, я была окружена любящими людьми: муж, родители и дети дружно тащили меня из глубокой ямы, в которую я провалилась.
В процессе моего восприятия аутизма, можно выделить этапы, которые, как выяснилось, довольно характерны для таких случаев: недоумение, раздражение, тревога, отрицание, понимание, отчаяние, депрессия, принятие и, наконец, адекватное отношение.
Наступил момент, когда туман отчаяния рассеялся, я увидела ситуацию такой, какой она есть, и восприняла Томика как ребенка, а не как свой единственный жизненный "проект". Я снова стала матерью четверых детей с их проблемами, особенностями и радостями и выстроила новый порядок приоритетов.
К счастью, все эти душевные бури не затронули Тома, который продолжал свое счастливое существование под сенью детского сада. Заканчивался первый год в коммуникативном садике, ребенок чувствовал себя в нем как рыба в воде.
Дома мы тоже научились обходить острые углы и уже не делали ошибок, которые раньше могли надолго выбить нас из колеи. Когда Том говорил: "Смотри, самолет", - мы не отвечали привычное "где, не вижу?", тем самым вызывая бурю негодования у ребенка, который не может понять, что у нас разное поле зрения. Мы автоматически рефлексировали: "А, ты увидел самолет!". Мы проговаривали четко и по нескольку раз, то что было необходимо донести до его сознания и старались избегать выражений в переносном значении, а когда не получалось - объясняли ему скрытый смысл. Если кто-нибудь "умирал" от голода, "падал с ног" от усталости, работал до "посинения" - мы натыкались на недоуменный взгляд сына, и тут же "переводили" на понятный ему язык. И, конечно, главное - мы постоянно проявляли доступные знаки любви. "Мама, ты купила мне новый мяч, потому что ты любишь меня?", - иногда уточнял Томик, чтобы развеять окончательные сомнения.
Как родители, мы стали гораздо лучше, чем были раньше, и не только по отношению к Тому. Он, своими гипертрофированными реакциями, научил нас не торопиться, внимательнее прислушиваться к собеседнику, позволять ему быть другим, идти навстречу.
Так прошел для нашей семьи год "погружения" в аутичный спектр. Благодаря Тому, каждый из нас за этот год узнал много нового об окружающем нас мире, о близких людях и о самом себе.
