Совсем скоро в 1812 году император Александр I, находившийся все это время с одной из армий (1-й Западной), уедет из Полоцка в Москву. Сейчас мы это знаем из истории, но как случилось, что царь изменил прежнее намерение оставаться главнокомандующим при армии? Еще вчера он просил Александра Шишкова отредактировать свой приказ со словами: "я всегда буду с вами и никогда от вас не отлучусь", на что, впрочем, секретарь отреагировал мудро: "донесите от меня Государю, что обещание сие полагаю я ненужным и неверным: будущего мы не можем знать; судьбы человеческие в руках Бога".
Опускаем отрывок дневника, описывающий внутреннее смятение Шишкова по поводу плачевного положения дел и "дерзкое" намерение повлиять на царя в его решении непременно быть с армией, а не со всем народом в этот горький час. "Ты покушаешься на дело чрезвычайной важности, - рассуждает сам в себе Шишков, - предприемлешь смутить, потревожить Государя; произвести в сердце его борьбу с самим собой! Хочешь сделать невозможное: хочешь слабым голосом своим убедить его, чтобы он оставил войска, при которых всегда находился, всегда сопровождал их, и чтобы вопреки сим действиям своим внезапно от них удалился, и в какое же время? В самоважнейшее!".
Все аргументы "за" отъезд Александра изложены ниже. Об этом письмо к царю: оно поражает силой доводов и настойчивостью "верноподданных" в убеждении Государя им последовать. Текст письма написан Шишковым, под ним подписались Александр Балашов, состоявший при императоре "для поручений", и управляющий канцелярией императора Алексей Аракчеев.
Всемилостивейший Государь,
Вашему Императорскому Величеству угодно было изъявить волю свою, чтобы мы трое, нижеподписавшиеся, имели между собой сношение и рассуждения обо всем, что может быть к пользе Государя и государства. Во исполнение сего Высочайшего на поручения, входя обстоятельно во все подробности настоящего времени и состояния дел, мы по долгу присяги и по чувствам горячего усердия и любви к Государю и Отечеству рассуждаем следующее:
Государь и Отечество есть глава и тело: едино без другого не может быть ни здраво, ни цело, ни благополучно. А по сему, сколько во всякое время, а наипаче военное, нужен Отечеству царь, столько же царю нужно Отечество. Утверждаясь на сей важной истине, почитаем мы размышление о сем в нынешних обстоятельствах самонужнейшим, и дерзаем, как верные подданные, представить мнение наше на Высочайшее усмотрение.
Мы находимся в следующих обстоятельствах: войска наши разделены; неприятель, имея во власти своей все польские губернии, приближается быстрыми стопами к самому сердцу России. Хотя и полагаем мы надежду, что он отражен будет и возвратится вспять; но желая сего, и даже надеясь, было бы крайней неосторожностью несомненно в том увериться и не брать никаких мер на случай несчастия, тем паче, что оное может случиться весьма скоро, и, если случится, то уже всякие только начинаемые меры будут поздны.
Не надлежит скрывать от себя действительных происшествий, но напротив должно их представлять худшими, нежели оные на самом деле есть. Первое обманывает, и, открывшись вдруг, вводит в пагубное недоумение; второе, внушая осторожность, спасает от бесплодного раскаяния. Итак, при всей уверенности и надежде на храбрость войск наших, на воспрепятствование неприятелю простирать далее стремление свое, нужно и должно подумать о том, что может и противное тому воспоследовать.
...
При обстоятельствах, в каких мы находимся, необходимость требует скорого и решительного рассмотрения, как и что делать надлежит; ибо малейшее пропущение времени может приключить невозвратное зло.
Всего важнее зрелое исследование, где наиболее нужно присутствие Государя, при войсках или внутри России? Итак, приступим к рассмотрению сего.
Первое: Государь, находясь при войсках, не предводительствует ими, но предоставляет начальство на оными военному министру, который, хотя и называется главнокомандующим, но в присутствии Его Величества не берет на себя в полной силе быть таковым с полной ответственностью.
Второе: присутствие Императора при войсках хотя и служит к некоторому ободрению оных; но они защищают веру, свободу, честь, Государя, Отечество, семейства, дома свои: довольно для них причин к ободрению; при том же имя его всегда с ними.
Третье: примеры Государей, предводительствовавших войсками, не служат образцами для царствующего ныне Государя Императора; ибо не те были побудительные причины. Петр Великий, Фридрих второй, и нынешний наш неприятель Наполеон, должны были делать то: первый потому, что заводил регулярные войска; второй, потому, что все его королевство, так сказать, было обращено в воинские силы; третий потому, что не рождением, но случаем и счастьем взошел на престол. Все сии причины не существуют для Александра Первого.
Четвертое: храбрость, бесспорно, есть достоинство, приносящее славу; но часто она же самая служит к помрачнению славы того, кто ей излишне повинуется. Храбрость в простом воине всегда похвальна; ибо он во всяком случае приносит через то пользу целому воинству. Храбрость в полководце, подвергающем себя без важных причин опасности, предосудительна; ибо он, для снискания личной похвалы, забывает, что попечению его верны войска. Храбрость в царе тем предосудительнее, что целое государство больше войск; ибо ежели он будет убит, или взят в плен, то государство, сделавшись в смутное время без главы, дорого заплатит за привязанность его к личной своей славе.
Представим себе двух царей, из которых один внутри царства своего, окруженный вельможами, распоряжает обороною передовых своих; другой последует всюду за своими войсками. Какую бы первый из них не вел несчастную войну, сколько бы ни потерял провинций, оставшиеся земли его составляют еще царство, и он в них царь посреди своего народа. Победитель, вступая с ним в переговоры, почитает в нем царя. Но ежели войска второго будут разбиты, тогда что остается ему делать? Уйти внутрь земли своей; но он найдет уже ее в страхе, в смятении, без доверенности к нему. Оставаться при разбитых войсках и требовать помощи у народа; но с каким духом и скоро ли устрашенный, унылый народ, не видя его посреди себя, будет собирать сию помощь, и кто приведет ее в должное устройство? Между тем торжествующий победитель, продолжая отделять войска от царства и нападая на остатки оных, может самого царя захватить в плен: тогда бесславием своим умножит он гордость победителя, и сирое царство его принуждено будет упасть перед врагом своим и ожидать от воли его горькой своей участи.
Из всех сих рассуждений явствует: первое, что нет Государю славы, ни государству пользы, чтобы Глава его присоединилась только к одной части войск, оставляя все прочие силы и части государственного управления другим. Особливо же в обстоятельствах затруднительных и опасных, необходимо ему избрать пункты пребывания своего, таким образом, чтобы как всем частям военным, так и все государственным внутренним местам и общественным мог он подавать нужные пособия, и повелениями и личным присутствием своим оживлять те, которые в вящую деятельность приводить должно. Второе, что и личная от того слава и честь не всегда приобретается: история не похваляет никогда поступки царственные Карла XII, Короля Шведского. Ежели прямой долг царей есть жить для благоденствия вверенных им народов, то едва ли похвально допускать в одном своем лице убить целое царство.
Соображая все сие и находя притом, что нынешнее наше положение требует непременно всевозможного внимания и скорой решимости, поспешаем мы поднесть Его Императорскому Величеству мнение наше, какое долг верноподданного и прямая любовь к нему и Отечеству в нас влагает.
Если Государю Императору угодно будет ныне же, не ожидая решительной битвы, препоручить войска в полное распоряжение главнокомандующего и самому отбыть от оных ближе к столицам для воззвания к дворянству и народу о вооружении новых войск, которые бы внутри государства под назначенным предводителем составили вторые опорные силы, то нет никакого сомнения, что он встречен будет с радостным восторгом, и одушевленный присутствием Его народ воздвигнется весь с неслыханным духом мужества. Тогда положение здешних войск, хотя бы они и не могли преодолеть врага, не подвергнет царства опасности, и неприятель, встречая от них сопротивление, хотя бы и одерживая успехи, но истощенный и расстроенный, страшился бы всегда новых сил впереди. Единственная надежда Его, привесть скоро к окончанию войну, была бы совершенно отнята.
Мы отбытие отселе Государя Императора прежде сражения потому почитаем нужным, что во-первых время не терпит, и на каждый день медления здесь делает великий перевес в делах; во-вторых, если неприятель настигнет, и чего Боже сохрани, одержит знатную поверхность, тогда поневоле должно будет сделать то, на что по доброй воле и к общей всех радости и спасению решиться можно. Ныне отзовет отсюда Государя должное попечение о государстве, превосходящее долг попечения о части войск, вверенных военачальнику; но тогда отъезд Его покажется принужденным, страх разнесется уже по всей России, прибытие Его будет меньше вожделенно, воззвание к народу меньше действенно, и способы к приготовлению новых сил несравненно труднее. Неприятель выиграет время, шаги его будут смелее, дерзновеннее, и может быть успеет он уничтожить все поздно предприемлемые против него меры.
Всемилостивый Государь! Сие мнение наше основано на верности и любви к священной Твоей Особе. Обрати, Надежда России! Обрати внимание Свое на него. Молим Тебя со слезами. Мы уверены, что сей наш глас и моление пред Твоим престолом есть глас всего Отечества, всех верных Твоих подданных, и готовы в том подписаться кровью.
Вашего Императорского Величества.
Верноподданные.
(Подлинное письмо подписано графом Аракчеевым, Балашовым и мною. На Двине близ Дриссы июня 30 дня 1812 года).
