"Добродетель, как ворон, гнездится в развалинах", – писал француз Анатоль Франс, большой ценитель старой архитектуры. Уж чего-чего, а развалин у нас в России много – на момент раздела СССР в 1991 году на территории РФ было зафиксировано 86 тысяч архитектурных памятников, причем не менее двух третей из них – в критическом состоянии.
Для сравнения: во Франции количество охраняемых государством строений только в 2012 году доползло до 43 тысяч (то есть до половины нашего богатства). Но во Франции центральное правительство владеет лишь 4 процентами этого "национального наследия", и это уже накладно для бюджета. А у нас при советской власти во "всенародной собственности" были все 100 процентов, и ситуация эта пока не сильно изменилась.
Европейский путь выхода из этой ситуации – передача памятников в ведение местных властей, а также органов местного самоуправления (во Франции их до сих пор называют коммунами). Им легче найти для каждого памятника подходящий именно ему путь к спасению.
Так что, когда на днях премьер-министр Дмитрий Медведев утвердил перечень московских объектов культурного наследия, на которые будет оформлено право федеральной собственности, эксперты оценили это решение как шаг именно в направлении децентрализации. Федеральная власть как бы очертила круг объектов, за которые она готова отвечать. А за другие объекты могут отвечать местные власти и муниципалитеты. Со стороны государства поступить так – честнее, чем ждать полного разрушения находящихся в его собственности памятников.
"По сути, нынешнее распоряжение Медведева – это продолжение процесса, начавшегося еще в 2002 году, когда Москва затребовала от регионов составить список находящихся на их территориях объектов культурного наследия, – объясняет генеральный директор некоммерческого партнерства "Русская усадьба" Вера Стерлина. – Цель такая: выяснить, за какие объекты регионы готовы отвечать сами. Сначала регионы пытались многие объекты записать в федеральные, рассчитывая получить на их спасение федеральное финансирование. Но Москва редко проявляла в этом деле энтузиазм, так что в ныне окончательно согласованных списках к ведению регионов отнесена большая часть объектов. С ранней весны премьер подписывал соответствующие списки для разных регионов – для Владимира, Суздаля и т.д. Вот дошла очередь и до Москвы".
Без хозяина дом – сирота
По словам Стерлиной, получив объекты в собственность, регионы потихоньку вырабатывают собственные методы их спасения. Так, например, Калужская область приняла областной закон, по которому представляющие культурно-исторический интерес здания могут сдаваться в долгосрочную аренду на 49 лет на условиях концессии. Если учесть, что многие памятники требуют огромных вложений, постоянного ухода (а значит, и постоянного в них проживания) предложенное Калужской областью решение представляется очень удачным.
Ведь главный уничтожитель старых зданий – бесхозность. Судьбы монастырей, в которых устраивали в советское время колонии для малолетних преступников, или дворянских усадеб, перестраивавшихся под дома отдыха, – еще не самые печальные истории. Самое грустное – это судьбы таких же зданий, где никто не жил.
"Если в здании живут люди, за этим зданием хоть как-то ухаживают", – говорит Уильям Брумфилд, профессор университета Тулейн (Новый Орлеан), с 1970 года снимавший русские архитектурные памятники для серии фотографических книг, выходящей сейчас в издательстве "Три квадрата". "Сегодня многие из тех заброшенных зданий, которые я снимал еще совсем недавно – в восьмидесятые или в девяностые – существуют только на моей фотопленке. Эти снимки особенно ценны – ведь церкви и усадьбы на них в первозданном виде – их с самой революции ни подо что не переделывали. Поэтому они и гибнут первыми", – отмечает профессор Брумфилд.
В поисках барина
Чтобы уйти от бесхозности, надо найти хозяина, в случае усадьбы – барина. Вот регионы и ищут. Вологодская область, например, ввела льготные ставки аренды объектов архитектурного наследия при условии проведения в них реставрационных работ. Губернатор области Олег Кувшинников не скрывает: этот шаг рассчитан на частных инвесторов. И в первую очередь Вологодская область рассчитывает таким образом спасти удаленные от больших городов усадьбы.
"Мы опасались, что передача усадеб в частные руки вызовет протесты местного населения или что новые хозяева будут курочить эти здания или закрывать для посещения, – признается Вера Стерлина из "Русской усадьбы". – Но все оказалось не так плохо. Местное население радуется спасению привычных зданий и скорее помогает хозяевам, чем мешает им. А хозяева часто открывают свои владения для посещения – например, в той же Вологодской области мы осенью едем открывать такой частный музей. И совсем уж редки случаи нарушения первоначальной планировки усадьбы. Люди не для того кладут жизнь на восстановление памятника, чтобы заменить сельскую усадьбу чем-то стеклянно-бетонным. Эта проблема больше характерна для больших городов, где дорогая земля и инвесторы жаждут прибыли, чтобы "отбить" затраты. В провинции же проблема в том, что таких восстановителей там пока что очень и очень мало".
Да уж, негусто – особенно при взгляде на расстилающееся перед ними непаханое поле. В Московской области сейчас значится 690 заброшенных усадеб, в Калужской области – 210, в Смоленской – 250. В Тульской – 305, в Рязанской – 278. По словам Стерлиной, на данный момент в среднем на область приходится пока по 6-7 реальных инвесторов. А это значит, что основное бремя в деле сохранения памятников ложится все-таки на местные власти.
Французский опыт
В принципе, выбранный Россией путь – это не изобретение велосипеда. Ближе всего к нам в этом деле Франция, только идет по этому пути она значительно дольше. Там, при уже упоминавшихся 4 процентах памятников в собственности центрального правительства, 46 процентов – в собственности региональных властей, муниципалитетов и научных организаций типа Французского Института. Оставшиеся 50 процентов – в частных руках. Выйти на такую пропорцию распределения наследия для России – мечта. Все-таки наша революция 1917 оказалась ближе по времени, чем французская "буржуазно-демократическая" революция 1789 года, вот и разрушения заметнее. Хотя и во Франции, и в России в вышеуказанные периоды усадьбы разрушали и церкви грабили приблизительно одинаково. Так что отчаиваться не стоит – не мы одни такие…
Сохранение наследия – это такая работа, в которой нет магических решений, которые устраивали бы всех. Например, реставрация – хорошее дело, но, как пошутил великий французский реставратор девятнадцатого века Эжен Вилле ле Дюк, иной реставратор бывает хуже вандала (кстати, это слово появилось во Франции как раз в годы революции 1789-1792 годов, для обозначения разрушавших замки и грабивших склепы "народных масс").
Венецианская конвенция 1964 года о сохранении наследия реставрации предпочитает консервацию – сохранение памятника в виде, максимально приближенном к первозданному. Но консервация, особенно в большом городе, – процесс еще более дорогой, чем реставрация.
Итак, волшебных решений нет, работает только комплекс мер. Так что и передача в частное владение – отнюдь не панацея от всех бед. Во Франции это поняли на собственном опыте.
Особенно трудно приходится владельцам сейчас, когда президент-социалист Франсуа Олланд решил пополнить бюджет за счет повышения налогов на недвижимость и на наследство. По новому закону, если ваша недвижимая собственность по цене превышает 1,3 млн. евро, вы платите так называемый "налог солидарности, взимаемый с имения" (ISF). Он составляет 0,25-0,5 процента от стоимости объекта в год.
Казалось бы, немного, но для владельцев фамильных замков, каждый из которых оценивается во многие миллионы, этот налог превращается в значительную сумму – от 3 до 16 тысяч евро в год за строение стоимостью до 5 млн. евро, и от 16 до 40 тысяч – за строения пороскошнее, включая замки. На практике это выливается в то, что замки во Франции потихоньку давно уже меняют хозяев, переходя в руки богатых иностранцев.
В семидесятые среди них выделялся обвиненный в людоедстве центральноафриканский диктатор Жан-Бедель Бокасса (купленный им замок в Ивелинах местные до сих пор называют "замком людоеда"). Теперь среди стран происхождения "богатых наследников" называют Китай, Катар и… Россию.
Интересно, что в России налоговое законодательство намного благосклоннее к владельцам усадеб, чем во Франции. Так что нашим богачам, чем смотреть на замки Луары, может быть, имело бы смысл приглядеться к кое-чему поближе. А государству стоит взять из французского опыта лучшее: обязательства владельца в отношении допуска на объект туристов, строгое следование нормам консервации, недопущение реставраторской "самодеятельности".
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
