На этой неделе в Вене состоялись подряд две конференции ОБСЕ. Традиционной Ежегодной конференции ОБСЕ по обзору проблем в области безопасности (Annual Security Review) предшествовало собрание в новом для этой организации жанре – "Дни безопасности" (Security Days) с участием представителей экспертного сообщества, журналистов и вопросами, задаваемыми по Твиттеру. В кулуарах этой конференции Генеральный секретарь ОБСЕ Ламберто Заньер рассказал специальному корреспонденту РИА Новости Андрею Золотову о том, зачем понадобился новый формат, как трудно находить деньги на предотвращение, а не разрешение конфликтов, о своей серьезной озабоченности ситуацией вокруг Нагорного Карабаха и оптимизме в отношении шагов по урегулированию в Приднестровье.
- Господин Заньер, в чем смысл этой новой для ОБСЕ конференции – "Дни безопасности"?
- У нас в ОБСЕ все о безопасности. И даже когда мы занимаемся выборами, мы делаем это, чтобы укреплять безопасность. На этой конференции мы обсуждаем ограничение вооружений, меры по укреплению доверия и новые вызовы безопасности – терроризм, торговлю оружием, наркотиками и людьми, организованную преступность. Но дело в том, что мы в ОБСЕ в основном говорим между правительствами. И получается часто такой диалог, при котором делегаты из раза в раз повторяют официальные позиции своих стран. Когда я вступил в должность год назад, у меня было ощущение, что нам надо открыться для новых действующих лиц. Открыться в направлении общества – людей, у которых могут быть свои взгляды.
Кроме того, я увидел, что ОБСЕ все менее заметна в широкой дискуссии по безопасности в Европе. Что нам надо активнее заявлять о себе. Поэтому мы пригласили разных людей, в том числе из академического сообщества, из числа тех, кто раньше работал в ОБСЕ, и обсуждаем с ними темы, аналогичные тем, которые мы обсуждаем в межправительственном формате, но делаем это в открытом режиме – с трансляцией в Интернет, с вопросами из Твиттера. Это эксперимент, конечно. Посмотрим, как он будет развиваться. Но мне хотелось бы иметь в результате сообщество людей, думающих над тем, как ОБСЕ может лучше способствовать безопасному миру.
- Каковы основные вызовы безопасности в Европе сегодня? И какое место занимает ОБСЕ в их разрешении?
- Главное отличие ОБСЕ от других структур безопасности – ее инклюзивность. В другие организации, будь то НАТО или ОДКБ, входят все же страны с похожим подходом к безопасности, с похожим видением угроз. В ОБСЕ входят все! Таким образом, что бы мы ни делали, это вовлекает всех. И у нас достаточно обширный набор инструментов для деятельности от имени всего сообщества. И да, иногда невыносимо трудно добиться консенсуса 56 государств – а может быть, и 57, если Монголия присоединится. Но когда мы что-то делаем, мы знаем, что нас поддерживают и Россия, и США, и Евросоюз, и среднеазиатские государства. В этом наша сила. Сейчас обсуждается реформа организации, но я думаю, что принцип консенсуса останется.
Ведь даже после окончания холодной войны безопасность все время рассматривалась как игра с нулевым результатом – если я в большей безопасности, то вы в меньшей. Сейчас мы пришли к ситуации, когда появились новые вызовы – кибертерроризм, например, – когда безопасность может рассматриваться как игра, в которой выигрывают все. Надо как-то формализовать это положение. Отсюда возникла идея «сообщества безопасности», которая сейчас разрабатывается. Но из этого не следует, что надо бросить старые подходы – мы по-прежнему занимаемся разрешением конфликтов.
Еще одна важная сторона дела – доверие. Достаточно ли доверия сегодня среди членов ОБСЕ? После холодной войны произошли грандиозные исторические сдвиги. Я думаю, мы в большинстве случаев неплохо с ними справляемся. Но мы видим ситуации напряженности или расхождений, которые говорят, что есть оставшиеся неразрешенными проблемы (между разными частями континента – А.З.). Мы договорились о том, что есть общие принципы, и когда мы говорим "ну давайте теперь их воплощать в жизнь", это часто выглядит как вмешательство во внутренние дела. Мы не навязываем норм. Мы принимаем различия. Но мы стараемся найти точки соприкосновения и не допустить того, чтобы эти различия мешали нам разрабатывать общие подходы.
Предотвращение конфликтов – очень важный инструмент для нас. Но трудно находить финансирование на работу по предотвращению конфликтов. Потому что когда ты приходишь на обсуждение бюджета, все государства-члены хотят снизить расходы. А с предотвращением конфликтов трудно показать результаты, потому что если ты успешно предотвращаешь конфликты, то ничего не происходит. Работать с долгосрочными причинами возможного конфликта и не дать конфликту разгореться – дело, за которое трудно заработать очки.
- Вы можете привести пример успешного предотвращения конфликта?
- Вы хотите пример конфликта, который не произошел? (Смеется – А.З.) Я могу привести недавний пример. В мае мы организовали проведение сербских президентских выборов в Косово. Знаете, почему мы этим занимались? Потому что за два месяца до выборов мы спросили у сербов: «Как вы собираетесь организовывать голосование в Косово?» Они ответили: «Косово – это Сербия. Потому мы поедем и проведем выборы». Мы спросили у косоваров. Они ответили: «Если сербы только попытаются организовать выборы на нашей территории, мы отправим туда наряды полиции и закроем все избирательные участки!» KFOR собирался выдвинуть туда два батальона – они действительно готовились к операции по сдерживанию толпы, к кризису. В конце концов мы провели переговоры с обеими сторонами, убедили их, и наши партнеры – Россия, США, Евросоюз тоже были в курсе и нас поддержали. В результате мы открыли, с согласия всех сторон, избирательные участки под флагом ОБСЕ, косовские сербы проголосовали, мы передали избирательные бюллетени в Сербию, и когда я на прошлой неделе встречался с президентом Сербии Томиславом Николичем, то он сказал, что сербские президентские выборы прошли в Косово чрезвычайно успешно. В результате сербы довольны, международное сообщество довольно и косовары довольны. Вы читали об этом что-нибудь в газетах? Нет, потому что все прошло успешно и кризиса не было. А ведь это не была помощь в организации выборов типа того, чем обычно занимается БДИПЧ - это была реальная полевая операция по предотвращению конфликта.
- Как вы оцениваете ситуацию с Карабахским урегулированием, которым уже 20 лет занимается Минская группа ОБСЕ?
- Тут существуют возрастающая озабоченность, потому что увеличивается досада от невозможности что-то сделать.
Были предприняты очень серьезные политические усилия. Ваш бывший президент Дмитрий Медведев активно участвовал, организовав встречу на высшем уровне в Сочи (с главами Армении и Азербайджана – А.З.). Другие сопредседатели Минской группы также активно работали, подталкивая стороны к движению вперед. Стороны (Армения и Азербайджан – А.З.) были очень близки к тому, чтобы согласиться об общих принципах, на основе которых потом строить решение. Но продвижения нет.
Мало того, есть растущая тенденция инцидентов как на линии соприкосновения в Нагорном Карабахе, так и на границе между Арменией и Азербайджаном. Тут есть причины для волнения! Мы пытались предложить механизмы: меры по укреплению доверия, усиленный режим прекращения огня, механизм расследования инцидентов. По той или иной причине, одна из сторон блокирует любую инициативу. Все очень политизировано: если одна сторона соглашается на что-то, то другая считает, что это плохая инициатива. Невольно задаешься вопросом – проблема ли в механизме, или просто стороны не готовы к мерам, которые потребуют определенного компромисса? Или общества не готовы?
Поэтому мы пытаемся выработать комплекс мер, которые также можно отнести к мерам укрепления доверия, но действуя на уровне парламентов, политических и общественных сил. Может быть, работа с общественным мнением, работа с обществом окажется важным направлением деятельности, с тем чтобы политические лидеры могли потом принимать трудные решения.
- А в Приднестровье? В какое-то период было даже некое соревнование усилий по урегулированию этого застарелого конфликта.
- В Приднестровье я вижу вдохновляющее совпадение элементов, которые в общем и целом достаточно позитивны. Конечно, ничто не делается легко, и этот кризис также продолжается уже слишком долго. Но минувшей осенью нам удалось преодолеть ступор, который не давал хода переговорам на протяжении шести лет. Прошли две встречи, на которых стороны начали говорить о конкретных вещах - возобновлении железнодорожного сообщения, открытии мостов.
Пока мы не дошли до больших решений, но мы видим механизм, который начинает снова действовать. И есть позитивное отношение обеих сторон к попыткам движения по пути прогресса. Конечно, на это уйдет еще много времени, но здесь мы видим ингредиенты для того, что может со временем породить стабильное решение. Я более оптимистичен по этому вопросу.
- Как, на Ваш взгляд, повлияли выборы в Приднестровской молдавской республике в декабре прошлого года?
- Похоже, что смена президента создала более подходящую атмосферу для переговоров. Так что в общем и целом – скорее позитивно.
- А как Вы в целом смотрите на участие России в делах ОБСЕ? В каких аспектах деятельности ОБСЕ Россия должна, на Ваш взгляд, больше или меньше участвовать?
- Я хотел бы видеть участие России во всех сегментах нашей повестки дня. Конечно, есть области, в которых это осложнено. Но это часть истории ОБСЕ – у нас всегда были какие-то пункты повестки дня, по которым велись сложные дискуссии. С Россией возникают сложности в дискуссиях по человеческому измерению, по наблюдению за выборами – больше по методологии, чем по конкретным аспектам работы.
У России также есть своя позиция по эволюции ОБСЕ. Ваша страна традиционно выступает за юридические основы для организации – за устав по типу Устава ООН. Большинство членов ОБСЕ считают, что это проблематично. Что одна из сильных сторон организации—ее гибкость. Обязательства тут принимаются как политические решения, но это работает. В каком-то смысле проще согласиться по какому-то вопросу политически, чем иметь юридически обязывающие решения, которые как-то принимаются, потом должны пройти ратификацию в парламентах, и одна нератификация может заблокировать все решение. Проще принять решение, ударить молотком и приступить к исполнению.
Россия участвует во многих аспектах нашей деятельности – в экономическом направлении, в работе по новым угрозам. У меня сейчас новый начальник секретариата по транснациональным угрозам – россиянин Алексей Лысенков. И он очень активно занимается своей работой. У меня очень хорошие отношения с министром иностранных дел Сергеем Лавровым. Когда мы встречаемся, у нас много тем для обсуждения, но отношения очень деловые. Так что в общем и целом я очень доволен тем, как развиваются наши отношения с Россией.
