Роберту Рождественскому 20 июня исполнилось бы 80 лет. Накануне юбилея автора множества поэм, стихотворений и песен, его дочь Екатерина Рождественская рассказала РИА Новости о взаимоотношениях поэта с тещей, тяжелой борьбе за дом-музей Марины Цветаевой и о шумных посиделках со знаменитыми друзьями. Беседовала Дарья Ярыгина.
Посмотреть видео: Екатерина Рождественская: у нас был культ отца >>
- Отец посвятил вам стихотворение "Дочке". Ваше отношение к этой вещи с годами как-то меняется?
- Оно было написано, когда мне было, наверное, лет пять, и я не очень хорошо его понимала. Мне очень нравилось начало: "Катька, Катышок, Катюха - тоненькие пальчики. Слушай, человек-два-уха, излиянья папины". Мне, во-первых, очень понравилось, как папа меня называет. Во-вторых, мне очень понравилось "человек-два-уха". Я говорила: "А человек-два-глаза? А человек-один-нос? А почему не человек-два-глаза?". То есть мы с ним довольно долго играли в эту игру. И я ему предлагала всякие варианты. А что касается остального стихотворения, я совершенно ничего не понимала. А сейчас я понимаю, что, естественно, это стихотворение обращено ко мне уже взрослой, прожившей часть какой-то большой жизни. И тогда я об этом не думала. Стихотворение абсолютно актуальное, о том, что детей ждет в жизни очень многое, когда они превратятся во взрослых, и чтобы как можно дольше они остались в своем замечательном возрасте, в этой стране детства. Так что, я – человек-два-уха.
- Так как он вас дома все-таки называл?
- Катюха.
- А Катышок?
- Нет. Это было, я думаю, для рифмы.
- Какие воспоминания у вас остались об отце?
- Ну, наверное, такое постоянное ожидание в детстве. И такой вот щенячий трепет, когда родители приезжали. Потому что они все время отсутствовали, насколько я помню, они очень много ездили. И мы с бабушкой обязательно встречали их в Шереметьево. Я с таким трепетом ждала этого момента, когда я, наконец, увижу отца. Там были такие стекла, и можно было смотреть, кто приезжает. И когда я видела отца, то это было такое чувство, которое совершенно переполняло ребенка. И потом, когда мы приезжали домой, обязательно были рассказы о поездке: как было, что было, чем кормили. А мне привозили из Аэрофлота набор одноразовых вилочек и ножей, соль - вот этот весь набор с салфеточкой. Был такой восторг, это было такое счастье для ребенка. Я помню все. Как сидела в чемодане, как я там рылась, и каждый раз это было большим праздником – возвращение.
- У творческих людей нередко бывает скверный характер, как с этим было у вашего папы?
- В быту он был безумно легким. У нас был культ отца. Мы его безумно любили, совершенно безоговорочно. И у него была большая любовь с бабушкой, с тещей. Совершенно не анекдотический персонаж. Они писали друг другу какие-то нежные записочки. Бабушка ему писала: "Ромочка, если ты встанешь раньше меня, буди меня, я сварю тебе кашку". В общем, это был такой уровень отношений. И папа часто шутил, что "если бы я не встретил Алену, я бы женился на Лидии Яковлевне". А вообще, он был очень добрым, очень терпимым, у него было огромное чувство юмора. Он не мог жить, не помогая людям. Он всегда стремился помочь и очень страдал, если у него что-то не получалось. Он был совершенно уникальным человеком, и я вот со времени его ухода даже не встречала людей, хоть отдаленно похожих на него.
- У Роберта Ивановича ведь было много друзей?
У него было очень много друзей, конечно. И начиная с Литинститута, где он познакомился и с Ахмадуллиной, и с Евтушенко, с Вознесенским. Когда он стал писать песни, с эстрадными певцами: с Магомаевым, Гуляевым, Кобзоном. Он был знаком с Райкиным, с Пляттом, с Андреем Мироновым. С Окуджавой, со всеми композиторами советскими, классиками в том числе. То есть это был такой обширный круг друзей. Но для меня это были такие полуродные люди, которые почти каждый день приходили к нам. У нас был своеобразный клуб ночной. Потому что обычно папа с мамой приводили друзей после концертов. А поскольку мы жили на улице Горького, а основная часть концертов шла в Колонном зале, то было просто перейти дорогу. Поэтому у нас был такой нон-стоп, дым коромыслом. Всегда не хватало чего выпить, но всегда хватало чего закусить. Это такой клуб, где Магомаев пел, Бабаджанян играл на рояле, папа читал стихи. Ну, это было таким вполне обычным делом. Хотя я сейчас понимаю, что это совершенно уникальное было время, когда были живы все эти классики. Надо было фотографировать, записывать и снимать видео.
- Вы уже с профессиональной точки зрения на это смотрите. А что вы вынесли с этих встреч?
- Очень многое. Я считаю, что самым большим наследством, которое оставил мне отец — это его друзья. Замечательные люди, которые после его ухода превратились в моих друзей. И я их очень люблю и ценю. Все, кто приходил раньше, приходят в наш дом и сейчас. На папины дни рождения всегда мы собираемся, и на мамины. Понимаете, уже прошло лет 50, наверное, как мы вместе. Это родственники, без них я совершенно не представляю своего существования.
- Насколько я знаю, Роберт Рождественский инициировал создание музея Марины Цветаевой?
Он его отстоял. Этот дом хотели, по-моему, даже разрушать, поскольку он мешал какому-то строительству. Но он его отстоял ценой совершенно невероятных усилий - он очень страдал, он болел. Раньше это было сделать очень сложно. Сейчас можно кому-то заплатить какие-то деньги и все получится, а раньше это надо было ходить по инстанциям, отстаивать. Причем, Цветаева была не самым, скажем так, популярным поэтом. И чиновники совершенно не понимали, зачем нужен этот двухэтажный домик в Борисоглебском переулке и кому нужна вообще Цветаева. И отец доказывал, умолял. И я помню, каких невероятных усилий это ему стоило. И, в конце концов, ценой своего здоровья, он добился того, что этот дом был превращен в музей Цветаевой.
- У вас есть какие-то планы сделать музей отца?
Вы знаете, сейчас открывается музей на Алтае, на его родине, в селе Косиха. Вот как раз в год 80-летия мы передали туда много материалов, фотографий и предметов. Поэтому там будет музей, посвященный Роберту Рождественскому. Что касается Москвы, я не знаю. Это все настолько сложно, это все совершенно невозможно сделать. У нас инициатива есть, но пока отклика никакого нет.
