Юрий Щегольков, РИА.Туризм
Сказать, что Париж и Наполеон неразделимы, значит, ничего не сказать. При том, что в большинстве своем парижане - республиканцы, и понятия "свобода", "равенство" и "братство" впитаны ими с молоком матери.
Но когда речь заходит о Наполеоне I, большинство французов становятся бонапартистами. Не то что бы они начали кричать, где надо и не надо, Vive l'Empereur, нет, просто они говорят: да, были люди в наше время, не то что нынешнее племя, богатыри, не мы (или не вы)…
Начнем, как это часто бывает, с конца, вернее, с промежуточного финиша невероятной наполеоновской эпопеи. Посмотрим на март 1815 года, последний из подвигов императора, Сто дней, время, когда, по словам Стефана Цвейга, яркая звезда Наполеона сверкает в последний раз.
"… 20 марта 1815 года, в 9 часов вечера Наполеон, окруженный свитой и кавалерией, вступил в Париж. Несметная толпа ждала его во дворце Тюильри и вокруг дворца.
Когда еще с очень далекого расстояния стали доноситься на дворцовую площадь с каждой минутой усиливавшиеся и наконец превратившиеся в сплошной, оглушительный, радостный вопль крики несметной толпы, бежавшей за каретой Наполеона и за скакавшей вокруг кареты свитой, другая огромная толпа, ждавшая у дворца, ринулась навстречу. Карета и свита, окруженные со всех сторон несметной массой, не могли дальше двинуться. Конные гвардейцы совершенно тщетно пытались освободить путь. "Люди кричали, плакали, бросались прямо к лошадям, к карете, ничего не желая слушать", - говорили потом кавалеристы, окружавшие императорскую карету. Толпа, как обезумевшая (по показанию свидетелей), бросилась к императору, оттеснив свиту, раскрыла карету и при несмолкаемых криках на руках понесла Наполеона во дворец и по главной лестнице дворца наверх, к апартаментам второго этажа.
После самых грандиозных побед, самых блестящих походов, после самых огромных и богатых завоеваний никогда его не встречали в Париже так, как вечером 20 марта 1815 года", - писал историк Евгений Тарле.
Нет, наверное, ни одного маршала или генерала той великой армии, который не был удостоен упоминания на городской карте, а уж генералов и маршалов в наполеоновом войске было много. И нет ни одной битвы или сражения, в котором принимал участие сначала генерал Бонапарт, а затем уже и император Наполеон, о котором вам тоже не напомнят улицы Парижа.
Вот она - величественная Вандомская колонна, вся целиком отлитая из захваченных в Австрии и России пушек, которые отнюдь не всегда разили солдат наполеоновской Франции. И сам Наполеон захоронен в великолепном храме Святого Людовика в занимающем целый квартал Доме инвалидов. И памятник маршалу Нею - на месте, где он был расстрелян. А, между тем, Ней, если кто не знает, носил титул князя Московского, который он получил за исключительную храбрость во время Бородинского сражения. Но идем дальше - на мост Аустерлица, а за ним открывающая Елисейские поля монументальная Триумфальная арка, "испускающая" лучи-бульвары, названные в честь сподвижников Бонапарта.
Наполеон неотделим от Парижа, как и Париж неотделим от Франции, хотя собственно ему самому и памятников, и упоминаний на карте Париж отдал совсем немного. Одна улица. Один двор. Несколько памятников.
Город, в котором он заканчивал лучшую для своего времени Военную школу. Город, в котором он после разгрома мятежников-роялистов стал командующим внутренней армией. Город, рыдавший от счастья, когда встречал его после невероятных военных побед. Город, безропотно признавший его однажды первым консулом. Город, в котором он стал императором.
Париж он потеряет дважды и обретет вновь - уже мертвым, но, похоже, что навсегда.
Продолжение следует
