Днями был день рождения Сахарова. В Нью-Йорке скромный букетик цветов лег на Манхэттене на перекрестке, названном в честь Андрея Сахарова и Елены Боннэр, почитаемых, боготворимых, ненавидимых, травимых, оболганных, несгибаемых, не разлученных. Имя этой пары при жизни стало символом, которым удостаивали улицы и площади - не в России, конечно, на Западе. В Москве проспект имени Сахарова появился спустя год после смерти академика, одного из "отцов" водородной бомбы, оставившего физику ради высших материй - судьбы родины, судеб гонимых. Еще не распавшаяся страна СССР признала в 1990 году выдающимся своего то обласканного, то отверженного сына, хотя для этого ему потребовалось умереть.
"Человеческому обществу необходима интеллектуальная свобода - свобода получения и распространения информации, свобода непредвзятого и бесстрашного обсуждения, свобода от давления авторитета и предрассудков", - тезис Сахарова вполне мог бы стать программным для сегодняшнего "проспекта Сахарова", термина уже не топонимического, а социального.
Нью-Йорк, Москва, далее везде
В августе 1984-го на Манхэттене, в квартале от постпредства СССР при ООН на 67-й стрит - в пику "империи зла" - появилась новая адресная табличка "Перекресток Сахарова и Боннэр". Прикреплять памятный адресный знак прибыла группа политиков, правозащитников и тогдашний мэр Нью-Йорка Эдвард Коч.
"Это будет постоянным напоминанием Советскому Союзу о том, что наш город самым решительным образом протестует против стремления советских властей лишить Андрея Сахарова и его супругу Елену Боннэр гражданских прав и упрятать за железный занавес…Они хотят заставить замолчать их, но не заставят замолчать нас", - заявил тогда градоначальник.
Новая точка на карте Манхэттена появилась в ответ на ссылку Сахарова и Боннэр в Горький и спустя несколько месяцев после 26-дневной голодовки академика в знак протеста против уголовного преследовании Елены.
Очередная голодовка - чтобы жене дали возможность прооперироваться за рубежом - была объявлена менее чем через год и длилась невероятные 178 дней. Его не раз госпитализировали и принудительно кормили, его уговаривали поберечь себя, но романтик, проживший большую часть жизни в закрытых лабораториях, полагал именно этот шаг самым достойным для того, чтобы заступиться за честь жены. Дуэль пацифиста - он бросил перчатку в лицо государству, а "стрелял" в себя…
Дочь Боннэр Татьяна Янкелевич на нью-йоркской церемонии признавалась, что ей не верится в происходящее. "Впервые в жизни я стою на месте, названном в честь моих родителей", - сказала тогда 34-летняя Татьяна. Конечно, в те времена она и представить не могла, что следом и в Вашингтоне, прямо у Белого дома, появится площадь Сахарова и Боннэр. Тем более невозможно было вообразить, что в Москве когда-нибудь именем Сахарова назовут проспект. Что, выбравшись из принудительной провинциальной изоляции, космолог и землянин появится на трибуне Верховного Совета - и сотни тысяч людей приникнут к экранам телевизоров, чтобы услышать в прямом эфире, что говорит этот грассирующий, одуванчикоподобный, с редкими прядями седых волос, но несгибаемый депутат Сахаров.
Когда захлопывали и освистывали этого рано состарившегося человека с подорванным здоровьем, всегда становилось стыдно.
За что помнят людей
Накануне годовщины ухода из жизни Елены Боннэр, которая будет в июне, я поинтересовалась у ее живущего в Бостоне сына Алексея Семенова о том, как семья относится к увековечению памяти Елены Георгиевны и Андрея Дмитриевича. Сахаров принял как родных детей Елены, возможно, обделив вниманием своих кровных - Татьяну, Любовь, Дмитрия.
Семенов, возглавляющий "Фонд Андрея Сахарова", рассказал, что в Москве появилась инициативная группа, собирающая деньги на памятник. Сам он "глубоко не интересовался проектом" и дал понять, что в семье спокойно относились к памятникам и монументам.
"Не памятники определяют значимость идей Андрея Дмитриевича. Мечтаем подготовить к открытому доступу архивы Сахарова. Хотя против памятника в принципе не возражаю. Главным требованием родителей было одно - чтобы они создавались на добровольные пожертвования, не за государственные деньги", - сказал Семенов.
Сам он считает, что лучшей памятью о его матери было бы присвоение ее имени Московскому медицинскому училищу N2 на Бульварном кольце, в котором Елена Георгиевна долгие годы проработала завучем. Боннэр прошла фронтовой медсестрой всю Великую Отечественную, перевозила раненых и эвакуированных из блокадного Ленинграда. После тяжелого ранения и контузии на Ладоге снова вернулась в строй - старшей медсестрой в военно-санитарном поезде № 122. День Победы встретила под Инсбруком. В послевоенное время она с восторгом рассказывала домашним о своих ученицах, преклонялась перед миссией медсестры, писала теоретические статьи в медицинские журналы.
Но! Медучилище, с которым был связан большой отрезок жизни этой неординарной женщины, носит имя… Клары Цеткин. Конечно, в Москве есть и улица Клары Цеткин, как есть она в Альметьевске, Самаре, Херсоне, Краматорске, Новокуйбышевске, Шатуре, Екатеринбурге, Перми, Иркутске, Тюмени, Липецке, Стерлитамаке, Себеже, Сибае, Брянске, Казани, Кемерове, Ставрополе, Кисловодске, Пензе, Подольске, Ульяновске, Челябинске, Нижнем Новгороде, Якутске, Волгограде, Тирасполе, Опочке, Усть-Каменогорске, Семипалатинске, Туле, Андижане, Батайске, Магнитогорске, Серове, а также в Калининграде.
Не знаю, как сейчас в Москве, а в Нью-Йорке увековечить память уважаемого человека очень легко - для этого не обязательно быть личностями такого масштаба, как Сахаров и Боннэр. Или даже Цеткин. Чаще всего группа соседей пишет обращение в мэрию и указывает место, которое связано с человеком, достойным, по мнению общественности, своей памятной таблички в этом городе. Почтовый адрес от этого не изменяется, новый уличный знак соседствует со старым названием или номером улицы.
На севере Манхэттена, в районе Вашингтон-хайтс, например, возле заправочной станции рядом с 236-стрит установлен знак "место Тини МакГрэта". МакГрэт не совершил в жизни ни одного героического поступка, не спас утопающего, не вынес дитя из горящего дома, не увековечил свое имя изобретением или выдающимся гражданским поступком. Он был местным автомехаником, отлично чинил машины всему району, брал дешево, мелкие поломки устранял "за так" и все его любили за открытый бесхитростный нрав. Каждый был рад угостить скотчем мастеровитого весельчака Тини в местном баре Paulines, где он был завсегдатаем. Он и погиб, не справившись с управлением своего "Форда", когда возвращался домой из Paulines после щедрого возблагодарения от своих постоянных клиентов.
"Тини был прекрасным парнем. Он заслужил этот памятный знак", - уверяет меня местный житель Джимми, один из тех, кто подписывал петицию в мэрию. Я спрашиваю его, а не хотели бы он и его соседи назвать уголок где-нибудь тут поблизости именем Клары Цеткин.
"А причем тут Клара Цеткин?..", - удивленно вскидывает брови американец.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
