Дмитрий Косырев, политический обозреватель РИА Новости.
Во вторник вечером в пресс-центре РИА Новости завершился сюжет с парламентскими слушаниями в Госдуме по поводу правозащитного диалога с ЕС. Основной докладчик по этому вопросу, Константин Долгов (МИД России), видимо, повторил немалую часть того, что было сказано на закрытых думских слушаниях. Вывод: Москва переходит к более активной политике в своем общении с европейцами (и не только с ними) на этом направлении и имеет для этого массу возможностей.
Процедура, и ничего больше
О понедельничных думских слушаниях, кажется, написали вообще все ключевые СМИ, сказал автору этих строк Константин Долгов перед началом разговора в РИА. Однако суть того, что же конкретно обсуждалось в Думе, может быть понята только из множества деталей, которые на его встрече со СМИ во вторник и обсуждались. Вырисовывается вот какой сюжет.
Для начала: должность Долгова – уполномоченный МИД РФ по правам человека, демократии и верховенства права, посол по особым поручениям. Это совсем не то, что Владимир Лукин, который, если коротко, следит за соблюдением прав человека в России. Константин Долгов – дипломат, ведущий от имени Москвы международные переговоры на правозащитную тему. А у этих переговоров есть специфика, которая, для начала, требует большого профессионализма, а для продолжения – ставит немало сложных вопросов. Типа такого: а с какими конкретно целями вести эти переговоры.
Состоявшиеся накануне думские слушания стали частью понятного лишь профессионалам процесса, который начался в декабре прошлого года. Тогда – впервые в российской истории – был опубликован 90-страничный доклад МИД России "О ситуации с правами человека в ряде государств мира".
Как и любой серьезный документ, его лучше читать целиком. Особенно с учетом того, что на свет он появился 28 декабря 2011 года, и не надо удивляться, что его мало кто заметил (еще бы 1 января выпустили).
На слушаниях в Думе обсуждались не вообще права человека, а именно этот документ и технологии его применения в дипломатии. Итога слушаний фактически еще нет, но через несколько дней должны появиться парламентские рекомендации, "адресованные как российским федеральным органам власти, так и государствам-членам и структурам Европейского союза для налаживания по настоящему равноправного и деполитизированного сотрудничества Россия-ЕС в сфере прав человека".
Здесь вопрос вообще-то в чисто бюрократической процедуре. В начале лета ожидается появление в ЕС поста спецпредставителя ЕС по правам человека, с которым Россия намерена вступить в диалог (ожидается, что вести его будет именно гость РИА Константин Долгов). И для этого в Москве должны пройти определенные парламентские процедуры, что мы на этой неделе и наблюдали. Не более того.
С другой стороны, у "процедур" этих есть множество подводных камней.
Негодный инструмент?
На встрече Долгова с журналистами мне хотелось задать ему вопрос: а зачем вообще России нужно было включаться в не очень выгодную игру? Зачем повторять чужой опыт, показавший свою малую пригодность в качестве инструмента внешней политики?
Из докладов о правах человека во внешнем мире наиболее известны ежегодные документы такого рода, издаваемые госдепартаментом США. Там они служат этаким предупреждением, камертоном внешней политики. То есть те, кто выводится в этих докладах в роли крупного нарушителя прав, могут ожидать от США неприятностей. Хотя делают такие документы и прочие крупные (Китай) и менее крупные (Великобритания) мировые державы. По большей части по одной схеме: берется информация из СМИ стран, о которых речь, плюс из докладов местных и международных правозащитных организаций. Строго говоря, такой документ может легко сделать любой студент, даже не старшекурсник.
Но дело в том, что если вы используете этот метод для раздачи милостей и наказаний во внешней политике, то у вас возникает масса неприятностей. И прежде всего США, но также и Евросоюз нанесли таким образом массу ущерба своим интересам в мире – поссорились с десятками государств, в открытую и не только. Это слишком простая схема: вычитать в местных СМИ насчет нарушений прав человека в той или иной стране и начать требовать от этой страны каких-то уступок. Здесь неизбежны ошибки; здесь возникают перекосы во внутренней политике (правозащитники оказываются в роли агентов иностранной державы, а это для защиты реальных прав человека не полезно); избиратель требует от своей власти защитить страну от притязаний США или европейцев, и так далее.
А главное – для проведения такой политики требуется скрытая, но реальная угроза, то есть военная мощь. Которую все-таки приходится иногда пускать в ход, иначе она будет не столь убедительной. Но одно дело, если речь о единственной и всесильной сверхдержаве, другое дело – когда выясняется, что возможности США весьма ограничены, а о ЕС и говорить нечего.
И зачем, в таком случае, Москве с запозданием браться за внешнеполитический инструмент, уже доказавший свою малую пригодность? Тем более если дипломаты из США или ЕС сами нередко признаются в частных беседах, что, взяв на вооружение права человека в официальной внешней политике, они породили монстра, который связывает им руки и подрывает позиции их стран в мире?
Ключевое слово – "сотрудничество"
Но задавать свой вопрос мне не пришлось, потому что в ходе разговора на пресс-конференции выяснилось, что в своей политике Москва исходит из очень простых и понятных реальностей. Достаточно было послушать те вопросы, которые в РИА реально задавались, и ответы на них, чтобы увидеть: правозащитная тематика нашей внешней политики касается весьма конкретных историй, прямо затрагивающих права россиян за рубежом.
Это, например, судебная практика в США, которая почти оправдывает убийц усыновленных детей из России. Случаи с отъемом детей у матерей (это чаще бывает в Европе). Или – весьма практический пример с тем, как полиция США разгоняла "оккупантов Уолл-стрита" и других своих столичных территорий: есть ли общепринятые критерии того, что можно в таких случаях делать, а что нельзя? Хочется, чтобы были. Или торговля людьми (и человеческими органами) в Европе. Это не философия, это практика.
Правозащитные механизмы существуют, в великом множестве, на неправительственном уровне, но и официальная правозащитная бюрократия есть, у нее существует повестка дня, даты заседаний, какие-то совместно согласуемые документы. И раз все это есть, если существуют возможности серьезного диалога, то почему они не могут употребляться для защиты интересов россиян?
Доклад МИД РФ не носит универсального характера – по словам Долгова, мы не намерены копировать опыт США, которые в аналогичных докладах перечисляют все 192 государства мира, перед нами лишь первый опыт. Есть конкретная ситуация: предстоящий диалог спецпредставителей по правам в ЕС и России, каждой стороне есть что сказать, написали по докладу (европейский – в 2009 году), будем говорить.
Здесь, конечно, есть упомянутые уже подводные камни. Например, в уходящую эпоху дискуссия о правах человека пыталась вернуться к устаревшей схеме противостояния "Восток-Запад", но вообще-то если писать доклады о правах человека, то прежде всего о том, что происходит в странах Ближнего Востока, или "Большого Ближнего Востока". Другое дело – какой в этом толк, если налицо весьма разные традиции и представления обществ, а вовсе не только политика государств?
Но это тема отдельная, а что касается описанного выше сюжета, то у него важно отметить одну особенность. Москва не собирается устраивать правозащитное ристалище с ЕС или кем угодно еще. Речь о сотрудничестве, диалоге по проблемам, которые есть у всех и которые легкого решения не обещают.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
