Такое смутное ощущение, что общественное сознание приблизилось к той черте, за которой оно все последовательнее и неуклоннее начинает воспринимать Отечественную войну не как историческое событие, а как событие сугубо мифологическое. А в какой-то степени и мистическое. См. "Утомленные солнцем 2" Никиты Михалкова - фильм, в котором русский народ с дубьем и под присмотром заградительных отрядов идет на штурм фашистской цитадели и берет ее не без помощи сообразительной мышки-норушки.
См. также недавнего "Шпиона" по Борису Акунину, где авторы как ловкие фокусники-иллюзионисты разыгрывают шахматные комбинации на доске Второй Мировой войны. И, наконец, в преддверии праздника победы на экраны страны явился новый фильм Карена Шахназарова "Белый тигр". И тоже про войну. И тоже с примесью фэнтези. Тут нам и сгоревший, но живой танкист. И неуязвимый призрак-танк. И непременные инфернальные участники в игру под названием "Великая Отечественная война" - Гитлер и Сталин.
Стало быть, война, как и в былые советские времена, остается неисчерпаемым ресурсом для приключенческих сюжетов, типа "Диверсант". Время от времени ее реалии мобилизуются, чтобы обострить какую-нибудь психологическую коллизию, как в случае фильма "Четыре дня в мае".
Что же касается самой Победы в этой войне, то чем далее удаляется от нас май 1945 года, тем тяжелее становится идеологическая нагрузка на него. Кажется, что это последний краеугольный камень, лежащий в основании нашего государства.
Войну еще позволено как мифологизировать, так и демифологизировать… А Победу можно только легендами облицовывать. Потому что она на всех - одна. И такое впечатление, что на все времена - одна.
***
Историография и мифография, как правило, до поры, до времени уживаются и довольно мирно сосуществуют, хотя при этом нередко ссорятся, претендуя на первенство по части истинности своих откровений.
На моей памяти первая острая ссора случилась еще в пору порядком подмороженной оттепели, когда писатель Владимир Кардин аккуратно намекнул на обстоятельства сотворения легенды о подвиге 28 панфиловцев под Москвой.
Статья, опубликованная в "Новом мире", называлась "Легенды и факты". Автор обнаружил зазор между фактологией события и памятником, вознесшимся над ней.
Позже, уже в 1990-е годы, автор так объяснил смысл своего текста: "Легенды и факты" пробовали отделить идеологию от явных спекуляций, то есть улучшить ее".
Но тут-то как раз и выяснилось, что "улучшение" этой идеологии, освобождение ее от спекуляций, смертельно для нее. Стоит отколупнуть от нее фрагмент мифологической облицовки, как за ней зияет пустота. За ней ничего нет.
Базисом советского строя оказалась не экономика, а мифологизированная идеология. Это было самой секретной тайной советского режима. Думаю, еще более секретной, чем все его преступления.
Именно в 1990-е автор, вернувшись к теме и заглянув в рассекреченные материалы легендарного эпизода, обнаружил, что там не только многое не соответствовало действительности в деталях, в фамилиях, в количестве бойцов и танков, участвовавших в бою. Выяснилось, что и самого боя не было. Что все - от начала до конца - вымысел.
Вот, собственно, почему, видимо, так болезненно отреагировали идеологические вертухаи на спокойную рассудительную и вполне себе лояльную по отношению к социалистическим установкам статью Владимира Кардина. Он-то всего лишь хотел помочь строю, а оказалось, что наступил на его самую больную мозоль. Ему отвечали зло, резко. Ему не дали возможности ответить своим оппонентам. Его прорабатывали в высоких кабинетах и склоняли к покаянию.
Еще большее раздражение вызвала история с "залпом "Авроры". Автор, опираясь на свидетельство матросов из команды крейсера, обратил внимание публики на то, что "залпа" не было, а был холостой выстрел. И что если бы крейсер долбанул по Зимнему изо всех стволов своих орудий, то пролетариату и штурмовать бы нечего было. Да и сам штурм оказался не такой грозной операцией, какой он выглядит в фильме Сергея Эйзенштейна "Октябрь".
Чем больше факты противоречили мифам, тем хуже было для фактов в ту все еще не далекую пору.
И так было, пока победивший социализм не рухнул под тяжестью собственной мифологии. Факты могли торжествовать победу. Они ее и торжествовали, но недолго.
На рубеже тысячелетий мифология перешла в контрнаступление. Тем более что в силу известных социально-политических обстоятельств на нее пришел запрос снизу.
В массовое сознание стали прорастать теории новой исключительности страны - не социальной, так национальной. Страны как осажденной крепости. Страны как последнего оплота истинного христианства и образца новейшей цивилизации.
***
В первые два десятилетия после Победы государство не особо пышно праздновало День Победы. И 9 мая не сразу стало красным днем в календаре. Уж на что Сталин был циником из циников, но и он вроде как стеснялся бить в литавры. Уж слишком остра была память победителей по утратам.
А может, дело было в том, что отец народов полагал, будто война не окончена. Может, он исходил из того, что внешний враг повержен, а внутренний, напротив, окреп духом, что Великая Отечественная война всего лишь трансформировалась в Великую войну с Отечеством, которую бы он наверняка продолжил, если бы…
То была бы война новой мифологии с новыми фактами за то, чтобы стать самой фактом.
… Девятый день мая еще некоторое время после смерти вождя не столько праздновался, сколько оплакивался; он отмечался как день Поминовения павших. Только в 1960-е годы государство рискнуло взять его в красную рамочку. Государственная мифология приватизировала Победу в обмен на два выходных дня.
Как верно заметил фронтовик и писатель Владимир Кардин: "Давняя "новомирская" статья не посягала на легенды как таковые. Это было бы равносильно посягательству на литературу. Ее нет без мифа, без преданий, столь дорогих Пушкину".
Статья посягала на тотальную власть легенды над человеком и над его судьбой.
… Нет, кстати, и художественной культуры без мифов. Да и сама жизнь на Земле без них невозможна.
Другое дело, что абсолютизм Мифологии - штука пострашнее любой иной тирании. Как показал опыт и страны Советов, и страны нацистов.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
