2 мая 1922 года в ЗАГСе Хамовнического Совета, расположенного в одном из Пречистенских переулков, был зарегистрирован брак Сергея Есенина и Айседоры Дункан. Знаменитой американской танцовщице исполнялось 45 лет, советскому поэту было 26. Их странные и страстные отношения длились чуть менее двух лет и оставили тяжелый след в жизни обоих. Со стороны эта связь казалась странной даже близким людям.
Начало
Максим Горький после знакомства с Есениным и Дункан вспоминал: "Эта знаменитая женщина, прославленная тысячами эстетов Европы, тонких ценителей пластики, рядом с маленьким, как подросток, изумительным рязанским поэтом являлась совершеннейшим олицетворением всего, что ему было не нужно".
Они познакомились 3 октября 1921 года в мастерской художника-авангардиста Жоржа Якулова. Есенин тогда только вернулся из Ташкента. Илья Ильич Шнейдер, бывший в то время секретарем Дункан, так описывал эту встречу:
"… Вдруг меня чуть не сшиб с ног какой-то человек в светло-сером костюме. Он промчался, крича: "Где Дункан? Где Дункан?"
- Кто это? - спросил я Якулова.
- Есенин... - засмеялся он.
Я несколько раз видал Есенина, но тут я не сразу успел узнать его.
Немного позже мы с Якуловым подошли к Айседоре. Она полулежала на софе. Есенин стоял возле нее на коленях, она гладила его по волосам, скандируя по-русски:
- За-ла-тая га-ла-ва...
(Это единственный верно описанный Анатолием Мариенгофом эпизод из эпопеи Дункан - Есенин в его нашумевшем "Романе без вранья".) Трудно было поверить, что это первая их встреча, казалось, они знают друг друга давным-давно, так непосредственно вели они себя в тот вечер. <...>Есенин, стоя на коленях и обращаясь к нам, объяснял: "Мне сказали: Дункан в "Эрмитаже". Я полетел туда..."
Айседора вновь погрузила руку в "золото его волос"... Так они "проговорили" весь вечер на разных языках буквально (Есенин не владел ни одним из иностранных языков, Дункан не говорила по-русски), но, кажется, вполне понимая друг друга.
- Он читал мне свои стихи, - говорила мне в тот вечер Айседора, - я ничего не поняла, но я слышу, что это музыка и что стихи эти писал genie!"
Как писал Шнейдер, чувство Есенина "вначале было еще каким-то неясным и тревожным отсветом ее сильной любви", но со временем запылало "с такой же яркостью и силой, как и любовь к нему Айседоры". Зарегистрировать отношения они решили перед поездкой в США, об отношении "полиции нравов" все были наслышаны.
О самой регистрации брака Шнейдер писал:
"Когда их спросили, какую фамилию они выбирают, оба пожелали носить двойную фамилию - "Дункан-Есенин". Так и записали в брачном свидетельстве и в их паспортах. У Дункан не было с собой даже ее американского паспорта - она и в Советскую Россию отправилась, имея на руках какую-то французскую "филькину грамоту". На последней странице этой книжечки была маленькая фотография Айседоры, необыкновенно там красивой, с глазами живыми, полными влажного блеска и какой-то проникновенности. Эту книжечку вместе с письмами Есенина я передал весной 1940 года в Литературный музей.
- Теперь я - Дункан! - кричал Есенин, когда мы вышли из ЗАГСа на улицу".
Шнейдер описал и ставшую впоследствии притчей во языцех историю о том как Дункан просила его подделать возраст в документе, чтобы разница в возрасте (18 лет) не была такой большой: "Это для Езенин,- ответила она. - Мы с ним не чувствуем этих пятнадцати лет разницы, но она тут написана... и мы завтра дадим наши паспорта в чужие руки... Ему, может быть, будет неприятно".
Европа
10 мая 1922 года Есенин и Дункан отправились в свадебное путешествие по Европе и Америке. Они вылетели из Москвы в Кенигсберг, затем исколесили Пол-Европы, побывав в Берлин, Франкфурте, Веймаре и Париже, а позже отправились в Нью-Йорк.
Скандалы и внимание прессы сопровождали их в течение всего путешествия. 12 мая они были в берлинском Доме искусств, и тогда часть публики решила приветствовать их пением "Интернационала". В ответ хроникер из крайне правой газеты "Руль" стал шикать, некоторые из присутствовавших его поддержали. "Лицом к лицу, как на очной ставке, столкнулись два полюса русской мысли, два мироощущения, два мира, - писала берлинская газета "Накануне".- Широко открытыми, недоумевающими и негодующими глазами смотрела гениальная актриса на непонятное зрелище, развернувшееся перед ней, и горячо вступился за революционную Россию ее вдохновенный певец, любимый и верный сын". Пытаясь унять разгоравшийся скандал, Есенин поднялся на стол и начал читать стихи.
Бельгийский писатель Франц Элленс, который был близок к паре, писал:
"Я думаю, что ни одна женщина на свете не понимала свою роль вдохновительницы более по-матерински, чем Айседора. Она увезла Есенина в Европу, она, дав ему возможность покинуть Россию, предложила ему жениться на ней. Это был поистине самоотверженный поступок, ибо он был чреват для нее жертвой и болью. У нее не было никаких иллюзий, она знала, что время тревожного счастья будет недолгим, что ей предстоит пережить драматические потрясения, что рано или поздно маленький дикарь, которого она хотела воспитать, снова станет самим собой и сбросит с себя, быть может, жестоко и грубо тот род любовной опеки, которой ей так хотелось его окружить. Айседора страстно любила юношу-поэта, и я понял, что эта любовь с самого начала была отчаянием".
Дункан, дети которой погибли в автокатастрофе в 1913 году, тяжело переносила потерю даже спустя почти десять лет. Возможно, этим и объяснялась ее страстная любовь к Есенину.
Наталья Крандиевская-Толстая, жена писателя Алексея Толстого в своих воспоминаниях описывала такой случай:
"… мы встретились снова, в Берлине, на тротуарах Курфюрстендама.
На Есенине был смокинг, на затылке - цилиндр, в петлице - хризантема. И то, и другое, и третье, как будто бы безупречное, выглядело на нем по-маскарадному. Большая и великолепная Айседора Дункан, с театральным гримом на лице, шла рядом, волоча по асфальту парчовый подол. Ветер вздымал лиловато-красные волосы на ее голове. Люди шарахались в сторону.
- Есенин! - окликнула я.
Он не сразу узнал меня. Узнав, подбежал, схватил мою руку и крикнул:
- Ух ты... Вот встреча! Сидора, смотри кто...
- Qui est-ce (Кто это)? - спросила Айседора. Она еле скользнула по мне сиреневыми глазами и остановила их на Никите, которого я вела за руку.
Долго, пристально, как бы с ужасом, смотрела она на моего пятилетнего сына, и постепенно расширенные атропином глаза ее ширились все больше, наливаясь слезами. - Сидора! - тормошил ее Есенин. - Сидора, что ты?
- Oh, - простонала она наконец, не отрывая глаз от Никиты. - Oh, oh!.. - И опустилась на колени перед ним, прямо на тротуар.
Перепуганный Никита волчонком глядел на нее. Я же поняла все. Я старалась поднять ее. Есенин помогал мне. Любопытные столпились вокруг. Айседора встала и, отстранив меня от Есенина, закрыв голову шарфом, пошла по улицам, не оборачиваясь, не видя перед собой никого, - фигура из трагедий Софокла. Есенин бежал за нею в своем глупом цилиндре, растерянный.
- Сидора, - кричал он, - подожди! Сидора, что случилось?
Никита горько плакал, уткнувшись в мои колени. Я знала трагедию Айседоры Дункан. Ее дети, мальчик и девочка, погибли в Париже, в автомобильной катастрофе, много лет тому назад. В дождливый день они ехали с гувернанткой в машине через Сену. Шофер затормозил на мосту, машину занесло на скользких торцах и перебросило через перила в реку. Никто не спасся. Мальчик был любимец Айседоры. Его портрет на знаменитой рекламе английского мыла Pears'a известен всему миру. Белокурый голый младенец улыбается, весь в мыльной пене. Говорили, что он похож на Никиту, но в какой мере он был похож на Никиту, знать могла одна Айседора. И она это узнала, бедная".
Во время путешествия Есенин продолжал работать и выступать, так 1 июня 1922 года на литературном вечере в Берлине поэт читал поэмы "Пугачев" и "Страна негодяев". Над "Пугачевым" он долго работал еще в Москве и был, по словам Ильи Шнейдера, поглощен этой поэмой. Когда же удалось напечатать книгу, то два экземпляра он подарил Айседоре и Ирме Дункан, приемной дочери танцовщицы, бывшей тогда с ней. На экземпляре Айседоры Есенин сделал такую дарственную надпись: "За все, за все, за все тебя благодарю я..." (измененная цитата из стихотворения Лермонтова). На такой же книге, подаренной Ирме, он написал: "Ирме от черта. С. Есенин".
Уже в самом начале их брак трещал по швам. Они путешествовали по Европе в пятиместном "бьике" (Дункан терпеть не могла поезда) большой компанией, "Айседору сопровождал секретарь-француз, а за Есениным увязался поэт Кусиков".
Наталья Крандиевская-Толстая вспоминала еще один эпизод из "берлинской" части путешествия Есенина и Дункан:
"Однажды ночью к нам ворвался Кусиков, попросил взаймы сто марок и сообщил, что Есенин сбежал от Айседоры.
- Окопались в пансиончике на Уландштрассе, - сказал он весело, - Айседора не найдет. Тишина, уют. Выпиваем, стихи пишем. Вы смотрите не выдавайте нас.
Но Айседора села в машину и объехала за три дня все пансионы Шарлотенбурга и Курфюрстендама. На четвертую ночь она ворвалась, как амазонка, с хлыстом в руке в тихий семейный пансион на Уландштрассе. Все спали. Только Есенин в пижаме, сидя за бутылкой пива в столовой, играл с Кусиковым в шашки. Вокруг них в темноте буфетов на кронштейнах, убранных кружевами, мирно сияли кофейники и сервизы, громоздились хрустали, вазочки и пивные кружки. Висели деревянные утки вниз головами. Солидно тикали часы. Тишина и уют, вместе с ароматом сигар и кофе, обволакивали это буржуазное немецкое гнездо, как надежная дымовая завеса, от бурь и непогод за окном. Но буря ворвалась и сюда в образе Айседоры. Увидя ее, Есенин молча попятился и скрылся в темном коридоре. Кусиков побежал будить хозяйку, а в столовой начался погром.
Айседора носилась по комнатам в красном хитоне, как демон разрушения. Распахнув буфет, она вывалила на пол все, что было в нем. От ударов ее хлыста летели вазочки с кронштейнов, рушились полки с сервизами. Сорвались деревянные утки со стены, закачались, зазвенели хрустали на люстре. Айседора бушевала до тех пор, пока бить стало нечего. Тогда, перешагнув через груды черепков и осколков, она прошла в коридор и за гардеробом нашла Есенина.
- Quittez ce bordel immediatement, - сказала она ему спокойно, - et suivez-moi ("Покиньте немедленно этот бордель... и следуйте за мной").
Есенин надел цилиндр, накинул пальто поверх пижамы и молча пошел за ней. Кусиков остался в залог и для подписания пансионного счета".
Америка
24 сентября 1922 года молодожены отплыли из Франции в США на океанском пароходе "Paris", а 4 февраля 1923 года вернулись назад. "Америки я так и не успел увидеть", - рассказывал позже Есенин своему другу поэту Всеволоду Рождественскому.
"Перебрались мы с Айседорой в Нью-Йорк. Америки я так и не успел увидеть. Остановились в отеле. Выхожу на улицу. Темно, тесно, неба почти не видать. Народ спешит куда-то, и никому до тебя дела нет - даже обидно. Я дальше соседнего угла и не ходил. Думаю - заблудишься тут к дьяволу, и кто тебя потом найдет? Один раз вижу - на углу газетчик, и на каждой газете моя физиономия. У меня даже сердце екнуло. Вот это слава! Через океан дошло.
Купил я у него добрый десяток газет, мчусь домой, соображаю - надо тому, другому послать. И прошу кого-то перевести подпись под портретом. Мне и переводят: "Сергей Есенин, русский мужик, муж знаменитой, несравненной, очаровательной танцовщицы Айседоры Дункан, бессмертный талант которой..." и т. д. и т. д.
Злость меня такая взяла, что я эту газету на мелкие клочки изодрал и долго потом успокоиться не мог. Вот тебе и слава! В тот вечер спустился я в ресторан и крепко, помнится, запил. Пью и плачу. Очень уж мне назад, домой, хочется".
Возвращение
Домой, в Москву они вернулись 3 августа 1923 года и почти сразу же расстались. Есенин переехал на квартиру к Галине Бениславской, бывшей возлюбленной, которую оставил в 1921 году после знакомства с Дункан. Именно Бениславской он позже рассказал о своих отношениях с Дункан: "Я стала спрашивать о Дункан, какая она, кто и т. д. Он много рассказывал о ней. Рассказывал, как она начинала свою карьеру, как ей пришлось пробивать дорогу. Говорил также о своем отношении к ней:
- Была страсть, и большая страсть. Целый год это продолжалось, а потом все прошло и ничего не осталось, ничего нет. Когда страсть была, ничего не видел, а теперь... Боже мой, какой же я был слепой, где были мои глаза. Это, верно, всегда так слепнут.
Рассказывал, какие отношения были. Потом говорил про скандалы, как он обозлился, хотел избавиться от нее и как однажды он разбил зеркало, а она позвала полицию. <...>
- А какая она нежная была со мной, как мать. Она говорила, что я похож на ее погибшего сына. В ней вообще очень много нежности.
Во время этого разговора я решила спросить, любит ли он Дункан теперь. Может быть, он сам себя обманывает, а на самом деле мучится из-за нее. <...> Когда я сказала, что, быть может, он, сам того не понимая, любит Дункан и, быть может, оттого так мучается, что ему в таком случае не надо порывать с ней, он твердо, прямо и отчетливо сказал:
- Нет, это вовсе не так. Там для меня конец. Совсем конец. К Дункан уже ничего нет и не может быть, - повторил опять. - Да, страсть была, но все прошло. Пусто, понимаете, совсем пусто".
***
Два года спустя 28 декабря 1925 года поэт Сергей Есенин был найден мертвым в ленинградской гостинице "Англетер". Последнее его стихотворение - "До свиданья, друг мой, до свиданья..." - было написано в этой гостинице кровью.
Айседора Дункан погибла в Ницце 14 сентября 1927 года, ее удушил собственный шарф, намотавшийся на колесо автомобиля. Последними ее словами были: "Прощайте, друзья! Я иду к славе".
Материал подготовлен на основе информации открытых источников
