Тема, которая трогает всех, доводит до уныния или отчаяния, постоянно обсуждается и высшими, и низшими сословиями, но где зримо ничего не меняется, – качество российской столицы и растущая год от года напряженность жизни в плане элементарного ее устройства и комфорта.
Возможно, с точки зрения организации и реорганизации финансовых потоков смена власти значительно изменила обстановку в городе и не может не радовать чиновников, наблюдающих жизнь из машин и кабинетов. Но для рядового москвича ситуация не выглядит по-иному.
Президент и премьер из года в год продвигают страну в мировые лидеры и даже декларируют, что она им уже является. Однако может ли так выглядеть мировая столица?
В линейке развитых и даже развивающихся стран нет, пожалуй, больше ни одного столичного города, производящего столь тягостное впечатление своей грязью, качеством воздуха и какой-то хронической запущенностью. Речь не о бедных таджиках и молдаванах, исправно наводящих лоск на чуждый им город. Речь о том, почему, скажем, больше ни в одной, даже самой северной стране, машины с октября по апрель не представляют из себя один большой комок грязи, даже если мыть каждый день? Что такого магического в московской почве, что порождает эту устойчивую черно-маслянистую жижу?
Диалог с семейством, покинувшим страну в глубокие советские годы и вот приехавшим в гости на прежнюю родину. Глядя под ноги, бывший советский житель заметил: "Как любопытно, вы стали применять новые реагенты от гололеда, в них, должно быть, добавлен уголь". Почему уголь, спросили его не покидавшие Москвы жители. "Ну как же, снег ведь черный". И этот инновационный угольный реагент, порождаемый то ли грузовиками, которым место в переплавке, то ли незаасфальтированными обочинами, то ли общим состоянием жизни, оседает на стенах, окнах, ботинках, лицах. Замороженные стройки; пространства, обнесенные мрачными щитами; бетонные заборы, наследие советских времен; потрепанные вывески, налепленные на дома. Все это часто напоминает не блистательную мировую столицу, а какой-то слаборазвитый портовый город Востока.
Периодически вспыхивает серьезное обсуждение той или иной проблемы, достигшей своего апогея, констатируются трудности, озвучиваются планы, но опять же – никаких заметных результатов, которые могли бы почувствовать горожане.
Пример очевидный и видимый – незабвенные пробки и просто вид столичных улиц. О какой эффективности экономики и тем более инновационном ее аспекте можно говорить, если миллионы людей каждодневно проводят в пробках более двух-трех часов? Еще более инновационно выглядят железные ограждения, наставленные по обочинам и тротуарам по всему городу. Эти металлические конструкции с художественно свисающими с них обрывками пластиковых лент нахватывает себе каждая фирма, стремясь застолбить несколько метров для парковки. И рядом еще одна черта, несомненно, свидетельствующая о мировом лидерстве, – тысячи здоровых, молодых мужиков с застывшими лицами – охранники.
В последние пару лет в России активно обсуждалась тема человеческого капитала, его важность для будущего и т.д. Здоровые мужики, часами простаивающие у дверей магазинов, в подземных переходах и на тротуарах, – несомненно, показатель очень высокого качества этого капитала, задающий нации еще более ослепительные перспективы будущего.
Годами обсуждается тема парковок и невозможность городского транспорта перемещаться по правой полосе. Итог? Ввели "выделенки". Итог? Транспорту это не помогло, а некоторые трассы встали окончательно. Удивительная способность в заботе о ближнем сделать его жизнь только напряженнее.
Отдельная тема – эвакуаторы. На "охоту" они выходят, когда можно проехать по городу, то есть преимущественно ночью и в выходные. То есть когда они совершенно не требуются и когда ни в одной столице мира парковочные ограничения не действуют. В зависимости от страны и города, знаки, ограничивающие или запрещающие парковки, перестают действовать в шесть-десять часов вечера и почти нигде не применяются по выходным. Столица пошла по своему пути. Об организации движения и размещении знаков можно не говорить вовсе. Эта просто страна победившего Сколково. Проехать половину Садового кольца, чтобы найти разворот и поехать в обратную сторону, практически отсутствующие левые повороты и сплошные двойные, двойные.
Это, что называется, видимая сторона жизни. Есть менее заметные, но от этого не менее болезненные искажения, которые обнаруживаешь, лишь сталкиваясь с ними. Например, больницы. Национальный проект не обернулся видимыми изменениями даже во многих столичных клиниках. Имеющие деньги с этим не сталкиваются, они сразу идут к хорошим врачам или едут за границу. Те, кто такими возможностями не обладает, по-прежнему видят кошмары переполненных палат, непрофессиональных врачей, не умеющих поставить диагноз, унылые корпуса, не перестраивавшиеся с советских времен. И если все это продолжает процветать в столице, то можно лишь пожалеть провинцию.
Этимология этих черт жизни, очевидно, в структуре выработки – подготовки – исполнения решений, характерной для всей страны. Процесс важнее результата, отчетность значимее реальных достижений. Однако если во многих других сферах это еще можно хоть как-то объяснить: исполнители не видят смысла в поставленной задаче, эффективность результата не ключевой критерий при вынесении благодарности, люди не верят в то, что делают и т.д., – то применительно к среде, в которой живут сами принимающие решения, это выглядит нелогично.
Именно это и вызывает основное недоумение: представители истеблишмента так же страдают от экологии, суеты и даже грязи, хотя и в меньшей степени, поскольку по тротуарам ходят мало, общественным транспортом не пользуются. Тем не менее, имея за плечами увиденный мир, посетив десятки столиц, пересекая границу, они как бы оставляют эти образы за порогом. Эффективные примеры будто стираются из памяти у стойки паспортного контроля, а каждодневная удручающая реальность принимается как данность. Хотя множество улучшений не требует ни колоссальных затрат, ни политических реформ. К примеру, поставить новые урны вместо заплеванных кусков металла. Или прочистить стоки, чтобы люди, залезая в троллейбусы, не оказывались по щиколотку в грязных лужах.
Горожане годами безропотно терпят эту иррациональность. Терпят многочасовые пятнично-воскресные пробки в дачный сезон, потому что страна, вставшая с колен, так и не построила современных дорог, ведущих из столицы. Терпят утомительные путешествия в хозяйственные, мебельные и продуктовые, выстроившиеся вдоль Кольцевой, до которой еще надо добраться. Терпят коммунальные службы, которые научились оперативно повышать тарифы, но так и не научились оперативно регулировать отопление, и во внезапно наступившей летней температуре батареи продолжали активно греть, а жители домов – мужественно задыхаться от жары в своих квартирах. В общем, молиться на такого "рассерженного горожанина".
Единственное время, пожалуй, в которое Москва предстает красивой и достойной, – длинные весенние сумерки и наступающая за ними ночь. Когда догорают последние лучи редкого московского солнца и окна домов превращаются в сгустки оранжево-розового сияния, а затем вспыхивает подсветка. Она уводит в темноту грязь и запустение, эффектно выхватывая шпили и силуэты фасадов. Пробки устало иссякают, и город блаженно погружается в короткое спокойствие ночи. Чтобы через несколько часов вновь скукожиться под беспощадным напором жизни.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
