Ольга Галахова, театральный критик, главный редактор газеты "Дом актера", специально для РИА Новости.
Мне почему-то казалось, что пьеса "Синяя птица" будет открыта в новейшем времени не на территории театра, предназначенного детям. Символистский текст, в котором бельгийский драматург разворачивает свою космогонию, дает величественную картину мироздания.
С легкой руки Станиславского утвердилась именно эта традиция: великий мхатовский спектакль по пьесе Метерлинка стал той детской театральной классикой, на которой взросло не одно поколение. Еще в шестидесятые годы прошлого века постановка Станиславского продолжала жить и восхищать зрителей.
И вот в прошлом сезоне Андрей Могучий – удивительный режиссер, способный творить в самых разных пространствах, от улицы до цирка, сохранивший к театру какое-то мальчишеское любопытство, воспринимающий коробку сцены как детский конструктор, поставил Метерлинка. Правда, вместе с Константином Филипповым они написали свой текст на тему "Синей птицы", и спектакль назвали просто, без затей – "Счастье".
Когда глядишь на афишу и читаешь такое простое слово, которое в наше время стало как-то неудобно даже и произносить, то против воли относишься к нему с иронией. "Счастье"? С чего это?! И не то, чтобы возникает недоверие, что зальют тюзовским сиропом, Могучий такого не позволит. Но какая-то тревога скребет: а вдруг этот изобретательный режиссер опрометчиво вмонтирует себя в формат детского спектакля?
То, что сделали в Александринском театре, революционно: спектакль "Счастье" есть не просто роскошное зрелище для детей, в которое вложены впечатляющие средства. Эта постановка свидетельствует о том, что наша страна, не дающая лишних поводов для радости, все-таки меняется, потому что появляется такое "Счастье", а вот в моем детстве, тем более в детстве моих родителей, подобного просто не было и быть не могло.
Впечатляет размах во всем, словно художественный руководитель Александринского театра Валерий Фокин и его соратник Андрей Могучий сказали друг другу: да сколько же можно жаться на детском спектакле. Давай-ка попробуем поставить то, что достойно стен Александринского, его роскошного убранства. Попробуем дать счастье театра детям и тем, кто в театре способен стать детьми.
Недавно я брала интервью у Андрея Могучего, разговор шел о критике, и режиссер сказал в этой беседе много важного, но одна мысль меня особенно уколола. "Почему-то многие критики думают, что если они описывают то, что происходит на сцене, это и есть рецензия. А зачем мне читать такую рецензию? Я и сам знаю, что у меня на сцене", – бросил Могучий. Вроде бы без описания нельзя, подумала я, но, вместе с тем, и согласилась: важнее не то, что ты лицезришь, а о чем ты думаешь, что чувствуешь о том, что видишь. Позволю себе придержаться этой рекомендации.
Главное событие в канун новогодней ночи в семье – роды у матери. Маленькая Митиль не желает расставаться с матерью и по-детски жестоко, не осознавая того, в сердцах бросает жестокую фразу – она не хочет нового братика. Мать увозят в больницу, а ночью брату Тильтилю и его сестре Митиль снится один и тот же сон. Они спускаются в Царство Ночи, где разгадывают, что свою птицу жизнь мать при родах отдаст младенцу. Как-то надо изловчиться в этих лабиринтах волшебства, и найти верный путь к спасению матери и ее рождающегося ребенка.
Весь спектакль – будет ли действие разворачиваться в реальности или волшебной стране, где никогда не бывает солнца – не покидает и нас, зрителей, тревога за мать, которую увезли в машине скорой помощи. Ты вспоминаешь свою детскую тревогу за мать, когда ее не было рядом, когда ты страшно боялся потерять маму и мог заплакать ночью, потому что представил, как ты маленький останешься один во Вселенной, останешься без той любви, которую никто и никогда не заменит. Это глубокое забытое переживание возвращает нам Андрей Могучий, простое и безыскусное в своей тревоге, и напоминает о том самом-самом первом серьезном беспокойном чувстве: в жизни есть смерть.
Фраза Митиль о братике дорого обойдется ей. Фея ночи, когда дети придут просить ее не отбирать у них мать и малыша, напомнит девочке ее жестокие слова. Дети бывают жестокими – это тоже известно.
И дальше случится еще одно событие, снова окрашенное в спектакле глубокой душевностью. Мы ведь совсем разучились в театре не только говорить о простом, но и сострадать этим простым чувствам, а как без этого ставить для детей?! Так вот Митиль готова принести жертву Фее Ночи, и на вопрос девочке, что та готова отдать взамен, Митиль предлагает на выбор самое дорогое, что у нее есть, включая набор мультиков на DVD. Торг-то идет другой – надо отдать чью-то жизнь. Таков порядок. А для ребенка отдать жизнь ради матери – проще простого. Куда труднее расстаться с собственными мультфильмами. Брат и сестра выигрывают эту схватку. Просьбы детского сердца доходят до всей семьи Феи Ночи – отца, который есть Время, не говоря о сестре Фее Света, которая помогала детям в их путешествии за счастьем. Дети спасают мать и младенца, и они же мирят семью волшебных сил.
Счастье, осознают они, есть способность жертвовать ради другого – и мультфильмами, если понадобится, и собственной жизнью; счастье есть семья, в которой ты любим, и ты любишь.
При всем при том, все эти переживания могли бы и не возникнуть, не будь той постановочной роскоши, которую устроили в этом спектакле верный соратник Андрея художник Александр Шишкин и сам режиссер. Сколько здесь разворачивается милых чудес, сколько забавных и веселых трюков, сколько пространственных метаморфоз! Пространство пульсирует каждую секунду. Наивная изобразительность сочетается с постановочной изощренностью. Мультипликация вставляется в формат действия. Чего стоит хотя бы полет в космос детей на вазе-ракете. Плоскость и объем также лихо взаимодействуют: сначала машину скорой помощи мы увидим в окно с помощью видео. Потом задом на сцену выкатит сама машина в натуральную величину – только плоская, словно вырезанная из огромного листа картона. Туда закатят роженицу мать, а большой и тучный отец, увеличенный с помощью костюма, погрузится в машину уже как герой мультика.
Эти метаморфозы столь щедро извергаются создателями спектакля, что не устаешь удивляться, и разевать рот от изумления каждую секунду театрального действа.
Однако все эти придумки не подавляют человеческого послания, столь нежного, сердечного, вместе с тем, окрашенного юмором. Ты сам осознаешь, что это путешествие за счастьем, открывающим простые истины детям, утверждает эти истины и для тебя. И оказывается важнее не то, что мы все когда-то умрем, а то, как мы проживем. Сможем ли мы жертвовать, сможем ли любить, сможем ли бороться за жизнь дорогих нашему сердцу людей? Если сможем, то, значит, будем способны стать счастливыми. Наверное, так…
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
