Дмитрий Косырев, политический обозреватель РИА Новости.
Удивительное дело: если судить по свежим рейтингам продаж iTunes, то лучшая песня из нового диска Пола Маккартни – My Valentine – за неполных три месяца оказалась по популярности третьей из всех, что он создал за всю свою долгую биографию.
Да и в целом то, что лучший, видимо, из "Битлз" Пол Маккартни записал ретро-диск с отчетливо джазовым уклоном – событие историческое не только потому, что это Маккартни (он много чего писал, и не всегда удачно). И не только потому, что диск хороший. Но это символ эпохи, сделавшей полный круг: от "протестующего поколения" к тому же, но сильно повзрослевшему поколению, с радостным удивлением слушающему то, против чего протестовали.
От бунта до…
"Битлз", и не только их, не зря запрещали поначалу в СССР. Четверо ливерпульцев были на самой вершине волны молодежного протеста, начавшей заливать не только англо-американский, но практически весь мир. Никогда в обозримый исторический период смена поколений не была настолько конфликтной, никогда подростки (входившие в жизнь в 60-е) не отвергали буквально все, что было дорого для их отцов. Войну (во Вьетнаме прежде всего), политическую систему, но заодно и вообще всю культуру и стиль жизни.
Понятно, что в СССР быстро поняли, что не надо радоваться чужому (американскому, например) несчастью – колокол звонил и по тому же старшему поколению в стране социализма.
Войны и выборы проходят и перестают быть раздражителем, но музыка протеста, кричащий на пределе голосовых связок рок, выбрал своей мишенью самую сердцевину смысла жизни поколения, прошедшего через Вторую мировую. Танцевальные джаз-бэнды, выросшие от 5-6 человек классического "века джаза" – 20-е годы – до грандиозных оркестров типа того, что создал Глен Миллер. Коктейли, вечерние костюмы, танцы минимум раз в неделю. Прекрасная жизнь победителей, преодолевших все несчастья и пытавшихся после этого воспитать детей на своем примере…
А противостояли им крошечные группы – две гитары, ударник, одна клавиатура – чей усиленный электричеством звук, казалось, рушил мир. Другой (бешеный) ритм, вокал – за гранью крика, слова – между лепетом и ревом… Неожиданный и удивительный выброс энергии, эпоха, когда музыка заменяла не только политику, а, кажется, саму жизнь. Музыка стала лицом поколения и действительно изменила мир.
И вот Пол Маккартни, один из четверки бесспорных лидеров этой новой волны, сегодня – приблизившись к 70-летию – записывает Kisses On the Bottom, где тщательно и с любовью собирает и поет те песни, которые звучали в доме его отца. Это даже не классические 30-е, а совсем плохо известные 40-е.
Подходит ли тут слово "джаз" – сложный вопрос (попробуйте задать специалисту вопрос "а что такое джаз?"). Так или иначе, классику тридцатых вообще-то однажды сделал и скандалист эпохи заката рок-музыки Робби Уильямс (Swing When You're Winning), да кто только сейчас к ней не возвращается. Назовем, скажем, недавний первый спектакль нового Театра мюзикла Михаила Швыдкого – "Времена не выбирают". Это о том же. О той эпохе, о самых известных песнях 30-х, с которым жило "то" поколение, сметенное "Битлз" и другими. Мы всматриваемся в уничтоженный бунтарями век и грустим о нем.
Но Маккартни терпеливо собирает композиции, из которых сегодня даже самым трепетным любителям ретро известна разве что Always Ирвина Берлина. Это уже не случайный эпизод, это любовь. И как ее понять? Вспомнить, что каждый революционер в зрелом возрасте становится консерватором? Может, процитируем "солнце русской поэзии", проделавшее тот же путь – от бунтаря к консерватору, с его "блажен, кто смолоду был молод"?
Оратория, балет, джаз
Но возможно, урок этого события несколько в другом. В том, что любая волна радикального протеста с самого начала вбирает в себя все подряд, мало сочетаемых и непохожих людей, которых никогда не надо раз и навсегда приводить к единому знаменателю.
В маленьком и тоже, кстати, радикальном московском Театр.doc идет замечательная пьеса "Зажги мой огонь". Это о трех самых экстремальных (и почти сразу сгоревших) героях рок-эпохи, Джиме Моррисоне, Джимми Хендриксе и Дженис Джоплин, вот только театр удивительным образом превращает в трех американских бунтовщиков российских персонажей, не вписавшихся в наше общество, дерзко смыкает и сказочно сливает их биографии (и в это веришь).
Так вот, "Битлз" были все-таки не совсем то, что эта запредельная троица. Настоящим радикалом, и то не всю жизнь, был разве что Джон Леннон, который вернул королеве Орден Британской империи и рыцарский титул в знак протеста против войны и того, что его (довольно неуклюжая) Cold Turkey теряла рейтинги. А Маккартни и сегодня рыцарь, он ничего такого не возвращал. Он просто делал потрясающую музыку, и в невероятных количествах.
Что стало бы с Маккартни, если бы он не совпал с эпохой, когда в музыке можно и нужно было все – орать, хулиганить, грохотать? Не было бы Маккартни. Он, один из самых замечательных музыкантов нашего времени, не может записать свою музыку нотными знаками (говорят, за него это делает компьютер). Консервативные эпохи таких людей душат.
Но сейчас-то мы видим, что этот человек, при всем свойственном его поколению музыкальном хулиганстве, всегда тянулся к ретро – на тетрадочке его джаз-диска перечисляются и классическая Honey Pie, и более поздняя Baby’s Request. Не говоря уже о по-новому понимаемой теперь символике его Yesterday (о которой автор слышать не может – затравили восторгами, как будто после этой вещи он не написал множество других, куда более сильных).
Да он ко всему тянулся и тянется – уже в весьма зрелые годы написал вполне классическую ораторию, недавно – балет. И вот – этот диск. Не будет у него миллионных тиражей? А и черт с ними, если ты – Маккартни, то можешь себе позволить делать что хочешь. Кто-то трясет на сцене седыми патлами до пояса, изображая бывшую супергруппу, от которой осталось одно имя, а кто-то поет тихим и всему миру известным голосом песни своих родителей.
Хотя насчет миллионных тиражей и прочих регалий – кто знает. На новом диске Маккартни есть две его собственные песни, и одна из них – My Valentine – она, конечно, по стилю идеально вписывается в диск, а с другой стороны это не просто настоящий Маккартни, это куда больше. Вот что может сделать музыкант такого уровня из разговора с женой: "А если дождь?" – "А нам все равно будет хорошо".
И последнее. Если вы в My Valentine услышите, что гитара звучит вроде бы и просто, но почему-то намертво впечатывается в подсознание, то тут полезно не заниматься пиратством, а покупать настоящий диск и читать на нем мелкий шрифт: Эрик Клэптон. Вышел из своего удовлетворенного уединения, записал и вернулся обратно. Это такая песня, ради нее – стоило.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
