Константин Богданов, военный обозреватель РИА Новости.
Два года минуло с момента подписания Дмитрием Медведевым и Бараком Обамой в Праге нового договора о сокращении наступательных вооружений (СНВ-3). С 8 апреля 2010 года обе стороны, похоже, успели вычерпать весь запас пользы, перессориться по целому ряду военных вопросов и встать на грань новой гонки вооружений.
Успешно выдали нужду за добродетель
Тогда в Праге, напомним, стороны взяли на себя обязательство сократить наступательные потенциалы до значений, не превышающих 800 стратегических носителей (из них не более 700 развернутых), на которых разрешено разместить 1550 ядерных боевых блоков.
Заодно России удалось отделаться от душного контроля американских наблюдателей за Воткинским заводом, производящим стратегические ракеты. Куда либеральнее стал и режим обмена телеметрическими данными с текущих пусков.
Но, учитывая структуру доставшихся России от Советского Союза ракетных вооружений (в первую очередь - темпы их старения), полторы тысячи блоков - это, мягко говоря, не предел естественного сокращения. Устаревшие "многоголовые" ракеты, выходя из состава, могут уменьшить общее число боеголовок, стоящих на дежурстве.
Если радикально не ускорить ввод новых ракетных комплексов с разделяющимися головными частями, то российский ядерный потенциал пробьет "пражский" уровень и уйдет вниз.
Публичные экспертные оценки этой динамики сводятся к тому, что при сохранении имеющихся тенденций дно будет нащупано на уровне 1100-1200 блоков (сюда включена и стратегическая авиация, но она в российской ядерной триаде играет довольно-таки вспомогательную роль). Поэтому, чтобы досконально выполнить потолки Пражского договора, России придется форсировано вводить новые ракетно-ядерные вооружения.
Иными словами, Москва юридически обязала США максимально возможным образом "подстроиться" под естественный процесс выбытия российских ядерных вооружений, который идет совершенно независимо от процессов мирового разоружения. Вроде как выдали нужду за добродетель.
Не самые великие достижения для бывшей сверхдержавы, прямо скажем, однако какова была альтернатива? А альтернатива была проста: все равно потерять эти блоки в тех условиях, когда США свои ядерные силы сокращать не обязывались. А заодно сохранить целый ряд ограничений и требований, которые сильно мешали отечественной промышленности и военным - и которые сняли в Праге.
Стратегический менеджмент рисков
Но этим позитивная сторона Пражского договора, по-видимому, и исчерпывается. Умеренные достижения в части сокращения наступательных потенциалов все больше входят в противоречие с нарастающим перевооружением американских стратегических сил и потенциальным обретением ими нового качества в боевом управлении и возможностях.
На зубах уже навязла тема европейского компонента глобальной американской системы ПРО. В последние месяцы именно в этом вопросе обозначилась откровенная катастрофа даже не переговорного, а просто консультационного процесса между Вашингтоном и Москвой.
США будут делать свою систему ПРО, они делают ее мобильной, гибкой по архитектуре, высокоинтегрированной по информационным средствам и целеуказанию и развивающейся с точки зрения используемых боевых средств. Эта инфраструктура рассматривается Россией как потенциальный источник рисков, способный оказать влияние на потенциал ответного удара РВСН.
Москва заняла жесткую позицию, требуя технических и юридических гарантий. В ответ она получает общие разговоры о ненаправленности, твердокаменные тезисы о неуклонном продолжении развертывания системы и требование сначала обсудить вопросы контроля над тактическим ядерным оружием (а на это российский Генштаб реагирует очень болезненно). Уже к исходу лета 2011 года нарисовался глухой тупик.
Другая тема, которую обсуждают меньше, - это концепция PGS ("мгновенного глобального удара"), принятая недавно в американских вооруженных силах. Основная ее идея - заполучить средства для нанесения высокоточного удара обычными вооружениями по любой точке земного шара в течение 60 минут с момента принятия решения.
Для этого пока предлагается использовать три типа боевых средств. Это высокоточные боеголовки для морских баллистических ракет Trident в неядерном исполнении, гиперзвуковые крылатые ракеты (их прототип X-51 Waverider сейчас испытывается), а также возможное использование "космических платформ".
Под последними, вероятно, имеются в виду военные орбитальные беспилотники, один из которых, X-37, уже больше года находится в околоземном пространстве на испытаниях.
Туман над пусковыми
В условиях развертывания гибкой, легко модернизируемой системы ПРО, которая потенциально может использовать любой имеющийся набор мобильных огневых средств и опирается на совершенно прозрачную информационную среду, появление еще и таких средств нападения, безусловно, может и будет рассматриваться как угроза "обезоруживающего удара" по инфраструктуре стратегических сил России. Владение такими боевыми средствами повышает риски для РФ и снижает порог применения для безответственных политиков с той стороны.
В ответ Москва может предпринять (и уже за несколько лет до нынешнего момента начала предпринимать) так называемый "военно-технический ответ", сводящийся к развертыванию новых ракетных комплексов, чье боевое оснащение обладает повышенными возможностями по прорыву ПРО.
Иными словами, выбрана довольно лобовая, но от того не менее эффективная стратегия насыщения ПРО потенциального противника массированным ракетно-ядерным ударом (либо числом, либо "умением"). Военные - люди конкретные, они мыслят в категориях выживаемости пусковых в ответном ударе и математического ожидания количества блоков, доставленных на территорию противника. Если что-то мешает выдерживать минимально допустимые плановые показатели - надо усовершенствовать боевые средства РВСН.
Как в этом свете (а точнее, полном тумане) будет выглядеть гипотетический договор СНВ-4, срок которому подойдет в 2020 году, сказать сейчас не сможет никто. Обстановка для развития переговорного процесса по дальнейшему ядерному разоружению пока - хуже не придумаешь. Куда вероятнее выглядит гонка вооружений, пусть и не такая масштабная, как во время холодной войны.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
