Бессменному директору Всемирного фонда дикой природы (WWF) России Игорю Честину удалось за 16 лет работы привлечь к охране природы 16 тысяч сторонников и 150 тысяч волонтеров и превратить неизвестный в России фонд в самую влиятельную общественную организацию экологов. Накануне своего пятидесятилетия он рассказал в интервью корреспонденту РИА Новости Игорю Ермаченкову о том, каким должен быть настоящий министр экологии, как лоббировать во властных коридорах защиту природы и почему возникшие в Европе "зеленые" партии не имеют будущего.
– Вы возглавляете WWF в России с 1996 года. Какими достижениями гордитесь?
- Главное достижение – это создание организации. Когда я пришел в WWF, нас было 12 человек в Москве и два человека во Владивостоке. Годовой бюджет составлял тогда около 800 тысяч долларов. Сегодня у нас шесть региональных отделений – Архангельск, Владивосток, Краснодар, Красноярск, Мурманск, Петропавловск-Камчатский. В штате 140 человек. За эти годы штат увеличился в десять раз, а бюджет почти в 20 раз. Если в 1990-е годы нас знали люди только из профессионального сообщества, то сейчас больше половины населения нашей страны нас узнает. И это мое главное достижение, как директора.
Если же говорить про работу фонда, то это и возвращение в природу зубра, и удержание на стабильном уровне численности тигра, несмотря на рост браконьерства в 1990-е годы. Это также помощь в создании более ста особо охраняемых природных территорий, площадь которых составляет 42,5 миллиона гектаров - это больше, чем Германия.
– А что было упущено?
- Последнее десятилетие было для нас сложным, потому что оно началось с того, что были разрушены основные государственные природоохранные органы власти. Затем были созданы новые структуры, но к руководству ими стали приходить люди из другой среды. Если в 1990-е годы в правительстве работали такие же единомышленники, экологи-профессионалы, которым не надо было что-то объяснять, то сотрудничать с людьми из бизнеса или других органов власти гораздо сложнее. Это не вопрос их добросовестности, это вопрос языка.
Наше недоработка в том, что в 1990-е годы мы как-то расслабились и воспринимали профессиональный уровень со стороны государства как нечто вечное, не уделяя достаточное внимание тому, чтобы важность охраны природы осознавалась и государством, и людьми из сферы экономики, бизнеса. Возможно, что это и стало причиной деэкологизации. Мы не увидели опасности и вовремя на нее не среагировали.
Умение говорить с властью
– А в новом десятилетии отношение к природе начало меняться в лучшую сторону?
- В начале 2000-ых годов по отношению к природе возобладал монетарный подход с полным игнорированием социальных и экологических факторов. Понятно, что какое-то время он просуществовал, но потом жизнь показала, что на одной ноге долго стоять невозможно, и началось повышение внимания к охране окружающей среды. Ведь это такая же объективная сфера деятельности, как оборона или здравоохранение.
За последние 3-4 года количество совещаний, в том числе, самого высокого уровня, сильно выросло. Такого количества, и, главное, такого уровня внимания не было со времен перестройки. Даны очень хорошие поручения, но проблема, как всегда, в исполнении. Пока вроде бы политическая воля присутствует, и сегодня мы находимся, я бы сказал, в начале восстановления действенной государственной системы охраны природы.
– WWF является крупнейшей и самой влиятельной общественной природоохранной организацией в России. Хотя в то же время вас частенько критикуют за соглашательскую позицию в диалоге с властями. Оправданны ли такие методы?
- Я бы не стал преувеличивать наше соглашательство. У нас есть наша позиция, часто весьма жесткая, которая основывается не на эмоциях, а на объективных знаниях. При этом позицию формируют лучшие специалисты страны в вопросах изменения климата, охраны заповедных территорий, одни из лучших специалистов по сохранению редких видов. У нас работают 15 кандидатов и докторов наук, чего нет у других общественных организаций.
Отличается скорее не наша позиция, а наша тональность. Это как раз то, что позволяет нам вести диалог. В принципе, все люди хотят быть хорошими. Мы общаемся с людьми, как с оппонентами, а не как с личными врагами, и сразу же даем это понять. Это залог того, что наши слова будут услышаны, а главное, что возникнет желание постараться что-то сделать, не выходя за рамки уже принятых решений. Второй момент – это то, что мы делаем с нашей позицией. Можно в нее упереться и не слушать оппонента – "либо так, либо никак". А можно иначе: высказав оппоненту свою позицию, постараться понять его и посмотреть, насколько позиции совместимы. Вот в этом, наверное, заключается разница.
Задачи для министра
– Если Вас пригласят возглавить государственную природоохранную структуру, где Вы сможете реально помочь природе, согласитесь?
- Это зависит о того, какой будет круг полномочий. Это не связано с личными амбициями, я как-то не страдаю от них. Дело в эффективности работы. Если я увижу, что работа во властных или иных структурах будет более эффективна для охраны природы России, чем то, что я делаю сейчас, то я серьезно отнесусь к такой возможности. А уходить для заполнения места на позицию свадебного генерала для меня еще рановато. Опять же, есть более приятные места, где можно встретить старость.
– Представим все же, что Вы министр природных ресурсов и экологии. Что измените в первую очередь в существующей системе, и что создадите первым делом?
- В первую очередь изменений требует система отношений министерства с другими органами власти. Мы видим, с каким огромным трудом идут все законодательные инициативы, исходящие из министерства, это тормозит весь процесс работы. При этом я знаю людей из других министерств и понимаю, что они не враги, вполне готовы к обсуждению. Убеждение коллег из других органов власти стало бы приоритетом на первое время.
И второе – это профессионализм кадров. К сожалению, за последние десятилетия сильно пострадала профессиональная составляющая в связи с чередой изменений. Профессионалов в системе буквально можно по пальцам пересчитать. Кадровый резерв сегодня сосредоточен в тех регионах, где властям хватило ума разваливаемые федеральные структуры перевести под региональные зонтики. Мы, естественно, этих людей знаем, с ними работаем.
Конец "зеленых" партий
– Возможно ли появление в России влиятельной "зеленой" партии в обозримом будущем?
- Я могу представить, что в России движения "Деловая Россия" или "Опора" смогут превратиться со временем в партию, но ожидать, что возникнет в России "зеленая" партия – то же самое, как ожидать, что партия возникнет на базе Союза журналистов. Перед каждыми выборами нас приглашают прийти на партийные собрания и коммунисты, и "Единая Россия", ЛДПР и, конечно, "Яблоко". Мы ко всем приходим! Если люди интересуются и хотят что-то включить в свои программы – нет вопросов. В последнее время мы даже сделали проще. Подготовили, как говорилось в советское время, наказ, вывесили его на сайте. Хотите включить в программу? Включайте! Нет никаких авторских прав.
"Зеленые" партии на Западе появились в 1980-е годы, но если мы посмотрим на их эволюцию, то в очень немногих странах они продолжают играть какую-то существенную роль: это Германия, некоторые скандинавские страны, и все. То есть ни Франция, ни Великобритания, ни США, ни Швейцария. В большинстве стран они не получили поддержки и, на мой взгляд, понятно почему. "Зеленая" партия – это все равно, что партия образования или здравоохранения. То есть, то, что она "зеленая", еще не является политической повесткой партии. Всё-таки партии в политической системе формируются вокруг экономических интересов определенной группы лиц. Например, у представителей крупного бизнеса может быть своя партия, у мелких ремесленников могут быть свои экономические и политические интересы. Борьба идет вокруг размера налогов, монетаристской политики и так далее. Одним словом, будущего у "зеленых" партий нет ни в России, ни в мире.
Экологический лоббизм
– WWF переходит к новой стратегии работы в России. Расскажите вкратце о ней.
- Основные направления остались теми же. Но на ближайшие пять лет мы решили сделать отдельным направлением развитие природоохранного законодательства. Мы рассчитываем, что за этот срок будет сформирована та самая правовая база, которая у нас фактически отсутствует из-за сознательного или несознательного разрушения в предыдущее десятилетие. Сегодня многих очевидных законов нет.
Если говорить об экологическом законодательстве, то в 1980-х годах мы отставали от развитых стран ОЭСР (Организации экономического сотрудничества и развития – ред.) на 15-20 лет, затем, в 1990-е годы, это отставание сократилось до 5-10 лет. А сегодня мы находимся на уровне 1960-х годов. Мы очень сильно провалились и в части контроля, и в части экономического регулирования платежей за загрязнение, – то есть тех стимулов, которые позволили в той же Европе и США резко повысить качество воды и воздуха. Там предприятиям стало выгодно вкладывать средства в очистные сооружения.
– Фокусируетесь на природоохранном лоббизме?
- Наверное, да… У нас никаких властных полномочий, и все, что у нас есть - это сила нашего убеждения и поддержка наших сторонников. Убеждения чиновников правительства, депутатов Госдумы, экспертов. Наши доводы высокопрофессиональные, поэтому их хотя бы выслушивают. Но если этого оказывается недостаточно, то у нас, как у общественной организации, есть десятки и даже сотни тысяч сторонников и мы можем показывать, что за нашей позицией стоят активные граждане. Мы не какое-то чучело общественности. В какой-то форме это природоохранный лоббизм, с одной лишь оговоркой, что мы не лоббируем материальные преференции ни для себя, ни для других. Мы защищаем природу.
Проблемный экодом
– Недавно власти Москвы запретили фонду строить в центре столицы экологический и энергосберегающий супердом. Что будете делать: перестраивать существующее здание по "зеленым" стандартам или искать другое место для штаб-квартиры?
- Да, есть мнение Москомнаследия, что здание представляет исторический интерес, и его нельзя сносить. Но мы готовы поменять его, переехать поближе к природным территориям, нам не обязательно работать в центре столицы, и этот вопрос мы уже обсуждали с прошлым правительством Москвы. Для нас принципиальна только пешая доступность от метро, присоединяемые к столице территории не подходят.
С другой стороны, мы бы хотели провести реконструкцию в центре, с сохранением внешнего вида, при этом еще добиться выдающихся энергосберегающих показателей – очень интересная задача, в том числе, и для правительства города. На наш взгляд, этот проект, который мы в любом случае делаем за свои собственные деньги, был бы очень выигрышным для города. Сделали бы демонстрационный дом, как некоммерческая организация, мы бы открыли его для бесплатного посещения. Можно водить студентов строительных и архитектурных вузов, можно приглашать гостей города.
– Интересен ли экодом новым московским властям?
- Похоже, что нет. Жаль, что это перестает быть совместным проектом с правительством. В таком случае мы будем заниматься проектом самостоятельно. Здание принадлежит нам, участок тоже, мы можем провести реконструкцию и сделаем это, как нам необходимо.
Здание находится в аварийном состоянии и в любом случае нужно принимать окончательное решение. Не ждать же, пока оно обрушится. В течение этого года мы точно выйдем на все необходимые нам решения и со следующего года приступим к физической реализации.
Наш дом - Земля
– В чем главная ценность работы в фонде?
- Я счастливый человек, потому что всю жизнь занимаюсь тем, что мне нравится. Я никогда не занимался тем, что не любил. После окончания биологического факультета МГУ в 1985 году я остался на кафедре, занимался наукой, а потом перешел в WWF. Мне очень нравилась моя научная работа, постоянные экспедиции. Поскольку у меня диссертация по бурым медведям Кавказа, то она предполагала многомесячные полевые наблюдения. До сих пор Кавказский заповедник – мое любимое место, где я стараюсь проводить отпуск.
Но я всегда любил и общественную деятельность по охране природы и еще студентом был командиром дружины по охране природы – сначала Тверского университета, где я начинал учиться, потом биофака МГУ, который закончил. А когда стало возможным в начале 1990-х заниматься этой деятельностью серьезно, то я взялся за выполнение проектов WWF. Решение участвовать в конкурсе на должность директора фонда далось нелегко, и не потому, что соперники были серьезные, а потому что я понимал, что, если выиграю, наукой заниматься не смогу. С другой стороны, привлекало то, что если в полевой биологии на получение результата уходит несколько лет, то в охране природы плоды труда ощутимее. Достижение практических природоохранных результатов – вот главное, что приносит удовлетворение в моей работе.
Если же говорить о моем личном удовлетворении, то это наш замечательный коллектив. Он существенно вырос, но та культура отношений, которая тут сложилась, вызывает радостную улыбку каждый раз, когда я иду на работу.
– Расскажите о своем видении охраны природы в России и мире в ближайшие 50 лет.
- Для страны это большой срок, а для природы – это песчинка в песочных часах. Надеюсь, что за ближайшие полвека у нас не случится ухудшения качества тех важнейших экосистемных услуг, которые территория нашей страны предоставляет нам и остальным жителям Земли. Наша страна может их предоставлять многим и в этом ее уникальность. Похожую роль в мире также играют Канада и Бразилия. Очень рассчитываю, что наша система особо охраняемых природных территорий будет полностью сохранена и будет дальше развиваться, но не в части повышения количества отдыхающих. Я также рассчитываю, что у нас будет восстановлена численность редких видов животных – это касается тигра, дальневосточного леопарда, снежного барса и других.
Есть место, где в ближайшие 50 лет будут видны изменения – это Арктика. 2012 год объявлен WWF годом Арктики, и мы должны суметь пролезть в игольное ушко между технологическим развитием и сохранением природы, обеспечить, чтобы в Арктике не применялись методы освоения без оглядки на экологическую безопасность. Мы сегодня активно привлекаем внимание к тому, что начали вовсю раздаваться лицензии на добычу нефти в Арктике, притом, что ни у одной компании в мире нет технологий ликвидации разлива нефти подо льдом. На наш взгляд, это лукавство и обман граждан. Не должны выдаваться лицензии до тех пор, пока компании не разработают, опробуют и представят такие технологии работы.
И, конечно, я рассчитываю, что наша страна вместе с другими странами сможет к 2050 году более чем наполовину снизить выбросы парниковых газов. Это самая консервативная оценка, лучше 60-80%, но, по крайней мере, если мы добьемся 50%-го снижения, то есть большая вероятность, что те изменения климата, которые происходят, не будут носить катастрофический характер, приводящие к разрушению той биосферы планеты, в которой мы живем.
Человек не сможет уничтожить всю жизнь, но он сможет ее существенно обеднить. Однако, обеднив ее, человек исчезнет сам, человечество деградирует. История показывает, что исчезали те цивилизации, которые исчерпывали поддерживающие возможности окружающей их биосферы. Но если раньше это были региональные явления, то сегодня мы живем в одной большой глобальной цивилизации, на нашей общей Земле.
