На этой неделе в кинотеатрах стартует очередной киноблокбастер Стивена Спилберга - фильм "Боевой конь", поставленный по одноименной детской книжке Майкла Морпурго. Несмотря на некоторые странности сюжета и, быть может, чрезмерный для детских глаз лоск, это очень неплохой "фильм выходного дня", на который можно отправляться всей семьей.
Еще меньше, чем сценарные натяжки и экранные "красивости", зрителей должны смутить время и место действия: Европа, Первая мировая война. Потому, во-первых, что "спилберговская" Великая (как ее принято называть в западном мире) война, при всей жестокости показана вполне щадяще по отношению к детям. Во-вторых, вся эта история про четвероногого героя Джоуи, прошедшего через мясорубку мирового побоища, гремит, как раньше говорили, мощным антивоенным пафосом.
Если в начале ленты еще невольно любуешься выправкой и мундирами британских офицеров (среди которых на короткое время показывается и главная звезда сезона, Бенедикт Камбербэтч), то к середине от порыва немедленно сорваться с кресла и устроить одиночный пикет под окнами Минобороны сдерживает только желание узнать, чем же все кончится.
Этот пацифистский месседж, не чуждый ни самому Спилбергу, ни голливудскому мейнстриму как таковому, берет начало в 1980-х, когда была написана книжка; но современная трактовка не оставляет от ее первоначального британского панпсихизма и следа. В повести Морпурго мы узнаем историю Первой мировой от самого гнедого рассказчика, боевого коня Джоуи. Здесь, в отличие от фильма, мы отчетливее слышим призыв к ответственности за тех, кого мы приручили, в то время как Спилберг жертвует точкой зрения гнедого и поднимает тему человеческого гуманизма вообще. В его "Боевом коне" слово дается растерянным и далеким от понимания смысла происходящего народам: англичанам, французам и немцам, которым лошади, при всем их значении - вовсе не ровня. Собственный голос коня, который внятно, хотя и несколько монотонно звучал у Морпурго, в экранизации заменяют чувства людей, не вполне традиционно перенесенные на чудо-коня.
К примеру, главный человеческий персонаж фильма, простой сельский парень Берти (Джереми Ирвин), явно раздвигает привычные рамки отношений землепашца и тяглового животного. Сперва мальчишка, затаив дыхание, наблюдает рождение Джоуи, затем робко пытается угостить жеребенка яблоком и, наконец, надевает тому на шею хомут; все это он делает с какой-то преувеличенной чувственностью и истомой (приоткрытый рот, воспаленные глаза, плавные, как будто безвольные движения), которые старательно фиксирует оператор.
Офицер, которому отец Берти продает коня в начале войны, заражается этим странным чувством. Даже заплатив за Джоуи немного больше, чем тот стоил, капитан Николс (Том Хиддлстон) как будто испытывает чувство вины за то, что "увел" коня у хозяина - и пишет фермерскому сыну о самочувствии гнедого (сопровождая письма карандашными набросками конской головы). Это мужчины; неудивительно, что маленькая французская девочка, при виде Джоуи приходит в такой трепет, что даже умудряется на время немецкого налета спрятать огромное животное (и его вороного приятеля) в собственной спальне, расположенной на втором этаже не слишком просторного деревенского дома.
Весь фильм - это череда подобных эпизодов, "Барри Линдон" с точки зрения коня, который то попадает в плен и впрягается в санитарную телегу, то дезертирует на французскую ферму, где клубника размером с куриное яйцо, то бредет сквозь дымы и колючую проволоку по выжженной нейтральной полосе, пока не встречает, наконец, хозяина. Эта лошадь в тумане не имеет голоса, но за нее говорят парни, которым слегка великоваты их каски, и которые сдают перед штурмом очередной глупой кочки ценные вещи, чтобы их потом разделили между собой выжившие.
Эмили Уотсон, сыгравшая мать Берти, призналась, что на этих съемках все время кто-то рыдал, вспоминая своих родных, погибших на той войне. Для наших зрителей память о Первой мировой, пожалуй, почти полностью заместила Великая Отечественная, поэтому "Боевой конь" - фильм о войне вообще, о ее бессмысленности и о том, что для того, чтобы уберечь от нее нечто прекрасное, его надо любить больше жизни.
В конце концов, почти все, кто помогал Джоуи, оказываются мертвы: капитан Николс, немецкие братья из санитарного отряда, французская девочка, друг по несчастью - вороной Топторн… Берти, в отличие от своего книжного прототипа, так и не женится, и вся его личная жизнь фактически сводится к верховым прогулкам в лучах закатного солнца по родным девонширским полям.
Если задуматься, "Боевой конь" - очень странное кино. Почти такое же странное, как и одноименное шоу 2007 года, число зрителей которого только в Лондоне перевалило за миллион, и которое почтила присутствием Ее Величество Елизавета Вторая. В сценической версии кони тоже бессловесны; больше того, парадоксальным образом диссонируя с руссоизмом Морпурго, животных в этой версии "Боевого коня" изображают искусно сконструированные механизмы. Получается, что культ природы 1980-х в 2000-х сменяет вновь актуальный сциентизм (который и породил в начале пошлого века новейшие средства убийства: танки, артиллерию и отравляющие газы); в 2010-х - то и другое отошло на второй план.
Спилберг, используя чудо-коня Джоуи как символ, говорит не о конфликте природы и цивилизации, а о мультикультурализме. Недаром даже в английской армии в его фильме часть офицеров - индусы. И лучшая сцена фильма, почти целиком выдуманная сценаристами, а не взятая из книги - эта та, где англичанин и немец, выбравшись каждый из своего окопа, помогают Джоуи освободиться от колючей проволоки, спорят, кому из них вести коня к своим, и в конце расстаются едва ли не друзьями.
Перекличка Спилберга со своими предшественниками, почти незаметная за качественным продакшеном, неожиданно прорывается со всей очевидностью, если прочесть повесть Морпурго (которую специально издали к выходу фильма), после сеанса. Неожиданно выясняется, что кино - лучше. Красивее, точнее, собраннее. Без лишних длиннот, зато с дополнительными деталями, которые сильно украшают эту историю. А главное - с идеей, которая оказывается более востребованной, чем у детской классики: не хорошее отношение к лошадям, а разумное отношение к людям.
С лошадьми, как будто говорит Спилберг, мы уж как-нибудь разберемся. Давайте, братцы, себя побережем. И даже в нашу, вроде бы, мирную эпоху, эти слова звучат как-то очень уместно.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
