Подготовлено редакцией ИноСМИ для проекта "Weekend РИА Новости"
Режиссер Александр Сокуров рассказал в интервью немецкому изданию Die Zeit о том, когда у него возник замысел "Фауста", почему главного героя можно считать "юностью" Ленина, Гитлера и Хирохито, как творчество Гете связано с произведениями Достоевского и Толстого и почему несчастные люди опасны.
- Г-н Сокуров, ваш фильм "Фауст" - последняя часть тетралогии о зле. Гитлеру, Ленину и японскому императору Хирохито вы уже посвятили фильмы. А как возник этот проект?
- Идею этого фильма я записал в своем дневнике в декабре 1980 года. Тогда в Советском Союзе я, естественно, не мог и мечтать о том, что когда-нибудь смогу ее осуществить. Я сделал для себя запись и попытался представить себе это в образной форме. Об "экранизации" Фауста тогда не было и речи. К тому же это невозможно сделать средствами игрового кино.
- Что связывает Фауста с другими героями?
- Гитлера, Ленина и Хирохито связывает 20-й век. Они высвободили силы нового времени и использовали их для разрушительных действий - но под предлогом того, что они намерены творить добро. Ленин хотел создать нового человека, Хирохито собирался во имя азиатской господствующей расы покорить мир, а что касается преступлений Гитлера, то вам они известны лучше, чем мне. С именами этих людей связано бесчисленное количество жертв. Но меня интересует не история, меня больше интересуют личности. И выходить за пределы человеческого я не могу. Для искусства важна человеческая судьба. Все они были исключительно несчастными людьми, особенно Фауст. А Гете очень рано заметил: несчастливые люди опасны.
- Есть ли связующая линия между Фаустом и Гитлером?
- Я в этом убежден. Фауст – это человек, который раскрывает огромный энергетический потенциал. Из энергии Фауста могли бы появиться десять гитлеров, а его сила способна склонить к любому преступлению. Гете был первым, кто выразил идею о том, что можно создать совершенно нового человека, полностью новые условия, новую культуру – без привязки к какому-либо прошлому, и он сделал это задолго до того, как эти трое занялись ее реализацией. В России Достоевский впервые поставил вопрос о том, имеет ли человек право убить другого человека и позволительно ли это делать. Сегодня нам известно, что представители верхушки "третьего рейха" внимательно читали Достоевского. Фауст также занимал место в системе пропаганды этого режима, также как и у большевиков.
- Но Фауст в Германии никогда не был отрицательной фигурой. С ним связано также любопытство, открытость миру, разум, силы просвещения. А чем он является для вас?
- Меня как художника интересует личность. Я хотел бы понять, почему человек действует определенным образом. Например, почему именно Фауст предает Гретхен. После этого фильма я знаю, куда должен стремиться Фауст, хотя сам он желает другого, и почему ни одно из обещаний, которые он дал себе и человечеству, он не может выполнить. Теперь я знаю, почему я ему не доверяю.
- То есть ваши фильмы – это исследования человеческой натуры, в которой вы постоянно открываете что-то новое?
- Именно так. Я не являюсь Богом истории, который все знает. Я должен шаг за шагом постигать это при помощи знания. В этой тетралогии все фигуры связаны между собой как стороны в квадрате. Дистанция остается неизменной. Нельзя сказать, кто из них самый важный. В истории невозможен подобного рода квадрат, там все происходит по-другому. Но, используя средства искусства, я могу сказать: к какому бы периоду истории мы не обращались, мы обязательно встретим там одну из названных фигур. Это бесконечный процесс. Можно сказать, что Фауст – это юность остальных трех. А когда мы начинаем рассматривать этих трех как людей, мы обнаруживаем, что в жизни каждого из них происходил фаустовский надлом, и они впоследствии кому-то об этом рассказывают. Здесь в силу вступает глубокая внутренняя агрессия. Я пытаюсь имеющимися в моем распоряжении средствами искусства найти объяснение двум мировым войнам, а также самой ужасной революции всех времен.
- В Германии, как и в России, широко распространено мнение о том, что 20-ый век закончился, окончательно стал историей, и у нас якобы есть силы спокойно начать все сначала. Какова ваша позиция?
- Для меня после проведенного исследования четырех судеб, прежде всего, важно то, чтобы мы не повторили прежних ошибок, чтобы мы не могли сказать: 20-й век такой же, как 21-й. Поскольку все ответы, которые дал 20-й век, оказались неправильными. Но Гете все это предвидел, он поставил эти вопросы и он также предвосхитил неправильные ответы.
- Есть ли для вас в русской литературе такой же энергетический образ как Фауст – у Пушкина или Гоголя, у Достоевского или Толстого?
- Все мы дети Гете. Возможно, в России даже больше ценят Фауста, чем в Германии. Мир Достоевского немыслим без Гете, и Толстой без него не написал бы "Войну и мир".
- Почему вы сняли фильм на немецком, на не родном для вас языке?
- У меня не было другого выбора, сама тема заставила меня это сделать. Язык имеет решающее значение для создания атмосферы, он является выражением менталитета как такового. Кроме того, немецкие актеры выделяются в Европе, они просто великолепны. Я спрашиваю себя, почему такие хорошие актеры не сделали себе имя в Голливуде? Немцы живут в единой Европе без границ – тем не менее, немецкие фильмы и немецкие актеры в Европе не так популярны. Германия присутствует в европейском культурном сообществе, но ее не очень ценят. У меня такое впечатление, что немецкая культура сжимается, становится все менее заметной.
- Этот фильм воздействует на зрителя своими особыми кадрами. С одной стороны, они соответствуют историческому реализму, но, с другой стороны, они сюрреалистичны. Где вы находите эти кадры – с фигурами, которые кажутся полностью освещенными при помощи интерпретации?
- Фоном является реализм, который мы воссоздаем во всех деталях. Но фигуры людей с ним не связаны. Только в особых визуальных решениях, найденных нами, они могут открыть свою сущность. Именно поэтому я решил не осовременивать Фауста, то есть не переносить эту историю в сегодняшний день. Было бы проще показать Фауста в черном кожаном пальто, а Гретхен перенести на панель в современном Гамбурге. Но в координатах нормальности мы практически ничего не можем узнать о Фаусте. Таким образом, передача исторического содержания была для меня особым вызовом – могу ли я перенести на экран большой кусок истории народа, частью которого я сам не являюсь? Все эти обыденные вещи: дом, окна, стулья, носки, ботинки, и еще запахи, распространявшиеся тогда в воздухе, а также чувства.
- Материал, язык, актеры – все это немецкое. Тем не менее, это русский фильм?
- Нет, это самый немецкий фильм из тех, которые когда-либо были сняты, намного более немецкий, чем собственно немецкие фильмы. Я говорю серьезно – я много внимания посвятил учению Гете о цвете. Если посмотреть на целое с этой точки зрения, то можно заметить, что кадры фильма соответствуют эстетике цвета Гете. Может быть, раздражает то, что у режиссера русское имя, однако я не считаю себя русским режиссером. Я нахожусь за пределами русского кино. Вообще этот фильм должен был снять немецкий режиссер, но, к сожалению, это сделал я.
Оригинал публикации: Unglück bedeutet Gefahr
