Продюсеры два года обещали, что фильм "Дом" станет общественным событием. Премьеру этой истории о распаде семьи, на полдороги превращающейся в вестерн по-южнороссийски, назначили перед Днем примирения и согласия. Режиссер "Дома" Олег Погодин в интервью РИА Новости объяснил, почему южные люди злее, чем северные, к чему гангстеру степной ковыль и за счет чего кино преодолевает силу гравитации. Слушала Ольга Гринкруг.
- У вас в кульминационной сцене звучит песня из михалковского фильма "Пять вечеров". Почему именно она?
- На самом деле это казацкая песня, довольно известная. Что ее Никита Сергеевич любит исполнять на всех вечеринках, я узнал уже после того, как вставил ее в картину, параллель – совершенно случайная. И потом, у меня здесь поет хор зауральских казаков, а Никита Сергеевич, по-моему, с кубанскими исполняет, я потом в "Ютюбе" посмотрел. Параллель совершенно случайная: я это "Не для меня" давно знаю, с детства. Я сам из Ростовской области, из Сальска, и фильм – в каком-то смысле личное высказывание.
- Герои фильма списаны с ваших родственников?
- У меня опыт совершенно другой, чем у семьи Шамановых, но характеристики людей, живущих в этом крае, в картине переданы довольно точно, практически документально. Даже местами с перебором. Я просто хотел внести в фильм региональный колорит, потому что по кино кажется, что вся страна говорит на языке Москвы. А это не так. И если у меня будет возможность дальше расширять языковые возможности фильмов, я так и буду делать. Диалекты у нас везде богатые. Но задача была не в диалекте. Задача была показать, что на юге семьи более обостренно и страстно реагируют на отношения. В картине есть южный темперамент – очень взрывной, вспыльчивый, нетерпимый. Он нужен был, чтобы обострить образ распадающейся семьи. Это цельные, сильные характеры, но они находятся в тупике. Им проще по морде дать, чем признаться друг другу в теплых чувствах, между ними не существует прямой духовной связи.
А семья здесь – как некий миф. У нас любят говорить о ее сплоченности, о том, что семья – ячейка общества. Но с моей точки зрения, семьи давно уже не сплочены, и в России все разваливается именно на уровне семьи, того, что мы с детства впитываем из воздуха. Наши семьи очень недружны, разобщены сегодня, и голос крови начинает звучать только когда смерть подходит к порогу. Поплакать над могилой близкого человека – это мы большие мастера, а любить человека, пока он живет, надо учиться. В России, к сожалению, это разучились делать.
- Сейчас разучились – или давно?
- На "Дом" в 1998 году первая заявка была. С тех пор в сценарии особенно ничего не поменялось, да и страна не очень изменилась. Если смотреть на Москву – социальная апатия больше стала, а в самой истории ничего поменяться и не могло, она вся построена на архетипах. Что может в архетипе измениться? У дуба же не вырастут на ветках бананы. Фильм видимо реалистический, но на самом деле он в большей степени метафорический и мифологический. Я не беру всех – но когда я еду на юг, к себе на родину, я это вижу. И потом, на юге люди злее. Это еще Костомаров в свое время сказал: чем севернее – тем добрее народ, а чем южнее – тем злей.
- Почему?
- Север — более аскетичен, менее имущ, условия жизни более суровые, православие там всегда сильнее было. А юг более щедр. И там, где земля осыпает человека благами и изобилием, человек ставит во главу угла материальное, а не духовное. Юг злее именно из-за своего материализма. Очень важна среда, в которой растет человек – и не обязательно человеческая среда. Просто если вы идете по пескам Бали вдоль берега, через ваши ноги вливается одна энергия, а если идете по колючкам степи ростовской – это другая энергия.
- Кстати, о колючках. Герой Гармаша, серьезный бандит, по пути домой начинает мять в руках колосья. Все остальные герои ведут себя очень убедительно, но это уже какой-то лубочный жест.
- Ну а как? Я же зрительский фильм снимал. Не коммерческий, может быть, - у нас тут странная штука произошла, понятия "зрительское" и "коммерческое" в кино могут распадаться. Но и мелодраматизм, который где-то микширует трагедию, и сентиментальная нота, - они должны быть, потому что я показываю камерой отношение героя к месту, где он вырос. Когда он рукой по ковылю ведет, это характеризует его тоску. Это штамп, который историю только поднимает, а не опускает. Не метафора, не иносказание, а образ в лоб. Я вообще не люблю в кино скрытый метафоризм: мне кажется, что у кино такая природа, что вся метафора должна вырастать на реальном слое драматургии, и тогда фильм в какой-то момент преодолевает поле гравитации, отрывается от земли и летит в другие пространственные сферы.
- Гармаш в первый раз видел фильм целиком на пресс-показе. Он вам что-нибудь сказал?
- Не успел – мы обнялись, и он отправился интервью давать. А мне ужасно интересно, что он скажет. Мы же там, под Симферополем, где снимали, долго жили – три месяца. Хотя сняли быстро, за 53 дня. Но были простои из-за погоды, были дни подготовки. Декорацию построили месяца за полтора-два, это дорогой объект был, его еще надо было обжить. А пока строили дом – снимали в степи. Не было никаких павильонов, все на натуре.
А про зрителей я вообще не думаю. Пусть каждый смотрит, как ему вздумается. Я два года прожил в обнимку с этим материалом – теперь пусть идет и живет своей жизнью. Главное, вещь сделана, как я хочу. А остальное – фестивали, призы, конкурсы, регалии, - неинтересно.
