Ольга Соболевская, обозреватель РИА Новости.
Есть актеры, натужно, надсадно взращивающие свой дар. А есть те, кому сама природа дала "легкое дыхание" - высокую простоту и элегантность игры, присущие гению. Таким был Евгений Евстигнеев - артист не по ремеслу, а по складу души, мастер на все времена. 9 октября ему исполнилось бы 85 лет.
"Актер должен уметь сыграть все"
Со сменой эпох в кино меняются и популярные типажи. 1930-е-1940-е годы - время персонажей Николая Крючкова, Евгения Самойлова, Бориса Андреева - цельных натур, героев в полном смысле слова. Середина 1950-х-1970-е - эпоха Алексея Баталова, Иннокентия Смоктуновского, Михаила Ульянова, Евгения Евстигнеева, которые играли сложных, сомневающихся людей.
Евгения Евстигнеева нет уже почти 20 лет - он умер в 1992 году. Но жива его легенда - легенда о художнике вне времени, художнике с универсальным талантом. Евстигнеев был внимателен к "человеческой ткани" всех своих ролей (таково его определение), умел прочувствовать любой характер. "Актер должен уметь сыграть все", - был убежден он.
Он объяснял природу своего лицедейства так: "Я, прежде всего, любопытный. И хотя всех людей любить невозможно, интереса к ним художник терять никогда не должен".
Евстигнеев играл не только голосом и лицом, как многие современные актеры, но каждой клеточкой своего актерского естества. Внешне некрасивый, он так и приковывал взгляд, парализуя публику своим актерским электричеством.
Именно эта особенность Евстигнеева в свое время обратила на него внимание театральных педагогов. И, если он ошибался на экзаменах, педагоги прощали ему промахи за его очевидный талант.
"Говорящая" игра
Его выразительная игра иной раз делала излишними даже программные монологи его героев.
Так было, например, в спектакле "На дне" по пьесе Горького в постановке "Современника" (1968). Евстигнееву досталась роль Сатина, произносившего знаменитый монолог "Человек - свободен!.. Человек… это звучит гордо!". Поначалу актер настроился на иронию над своим героем. Однако после трагических событий в Чехословакии в августе 1968 года горьковская ода человеческой свободе звучала с совсем другими обертонами, и Евстигнеев произносил слова Сатина с горечью. На одном из спектаклей премьеры "На дне", говоря монолог-кульминацию, актер вдруг забыл текст. Галина Волчек, бывшая жена Евстигнеева и постановщик спектакля (а впоследствии - главный режиссер "Современника"), ужаснулась и объяснила сидевшему рядом с ней Анджею Вайде ошибку актера. Польский режиссер в ответ заметил, что Евстигнеев и так сказал "достаточно".
Картину "Никогда" 1962 года режиссеров Дьяченко и Тодоровского сейчас мало кто помнит. Но в ней есть гениальный эпизод - соло на вилках, исполняемое Евстигнеевым. Такое же соло исполняет в это время его лицо - то притягательное, то язвительное, то задумчивое, то азартное. С таким же самозабвением Евстигнеев играл в молодости на ударных инструментах в маленьком джазовом оркестре Нижнего Новгорода, откуда он родом.
В поколении Евстигнеева таким же универсальным артистом был Евгений Леонов. Они составляли удивительную антитезу: открытый, простодушный, чувствительный Леонов, вылитый "святой человек" Сарафанов из вампиловского "Старшего сына", - и закрытый, сложный, сдержанный Евстигнеев, отчасти похожий на профессора Преображенского из булгаковского "Собачьего сердца".
Оба актера одинаково гениально играли и трагедию, и фарс, исполняли чеховские роли (Леонов играл Иванова в одноименной пьесе, Евстигнеев - Серебрякова в "Дяде Ване", Дорна в "Чайке", Фирса в "Вишневом саде"). Оба актера не сыграли Достоевского, хотя сделали бы это превосходно. Ни Леонову, ни Евстигнееву почти не досталось "Вильяма, понимаете, нашего Шекспира".
Живая жизнь - сатира
Как театральный актер Евстигнеев был известен с середины 1950-х. В 1956 году выпускники Школы-студии МХАТ Олег Ефремов, Галина Волчек, Олег Табаков, Евгений Евстигнеев, Игорь Кваша и Лилия Толмачева организовали Студию молодых актеров - будущий театр "Современник" - и выбрали для нее самый злободневный, наименее замутненный идеологией репертуар. Энтузиазм, который испытывали создатели театра, передавался и зрителям. В любую погоду за билетами в "Современник" стояла очередь. С 1960-х публика шла в театр "на Евстигнеева".
В начале 1970-х годов Евстигнеев вслед за Ефремовым ушел во МХАТ (Ефремов возглавил академический театр). На знаменитой сцене по традиции нередко ставились безнадежно официозные произведения, и Евстигнеев тяжело переживал отлучение от живой жизни. Ефремов, где мог, уходил от идеологических догм, и все же Евстигнеев с трудом принимал "перепады в репертуаре". "В "Современнике" у нас возникали противоречия, но мы понимали друг друга… А здесь [во МХАТе - ред.]… единой театральной веры не хватает".
Евстигнеев находил отдушину в кино. Иногда у него выходило по пять фильмов в год. Эльдар Рязанов, снявший актера в нескольких картинах ("Старики-разбойники" 1971 года - одна из лучших), вспоминал, что Евстигнеев был так измотан работой, что в паузах между съемками забирался в какой-нибудь укромный уголок и спал, пока коллеги травили анекдоты и острословили. Отдохнув, актер моментально включался в роль и обогащал ее все новыми импровизациями.
Впрочем, у этого "горения" ролью была и обратная сторона. Евстигнееву надоедало записывать дубль за дублем с тем, чтобы его партнеры наконец сыграли так, как того требовал режиссер. Снимая в 1970 году "Бег", Алов и Наумов немало помучились над сценой, в которой играли Михаил Ульянов (генерал Чарнота) и Евгений Евстигнеев (Корзухин). С каждым новым дублем Евстигнеев испытывал все меньше энтузиазма, в то время как Ульянов, наоборот, воодушевлялся. Актеров решили на время "разлучить" - Ульянову дали возможность репетировать снова и снова, а Евстигнеева развлекли приятными беседами. Наконец актеры оказались "на одной волне", и режиссеры поспешили снять сцену.
Достоинство и уязвимость
В 1988 году Евстигнеев сыграл одну из лучших своих ролей - профессора Преображенского в фильме Владимира Бортко "Собачье сердце". Лучшего булгаковского доктора - "мага и чародея" - и представить себе сложно. В словах и жестах Евстигнеева-Преображенского - неспешность и достоинство, яд иронии, высокомерие самодостаточного человека и … ужас от того, что в его уютный дом ворвался революционный хаос. "В Большом [театре - ред.] пусть поют, а я буду оперировать. Вот и хорошо… и никаких разрух", - так видит свой камерный миропорядок Преображенский.
И в творчестве Бортко, и в фильмографии Евстигнеева лента "Собачье сердце" - картина-манифест, принципиальное высказывание о профессионализме, человеческом достоинстве и одновременно - человеческой уязвимости.
В марте 1992 года Евгений Евстигнеев считанные часы не дожил до назначенной операции на сердце. Он уже прошел исследования в лондонской клинике, где его должны были оперировать. Актер верил, что сможет снова играть, преподавать, передавать молодой жене-актрисе опыт освоения ролей. Чуда не случилось. Как говорили его близкие, сказались переживания, накапливавшиеся долгие годы.
"Никто из нас не видел игры великих мастеров прошлых поколений… Вроде бы все уже было. И, что бы ни делал актер, всегда можно найти в истории соответствующую легенду…", - замечал Евстигнеев. И тут же пояснял: "Меня это не смущает. Вполне вероятно, что для будущих поколений мы создаем другую легенду". И точно: мастер Евгений Евстигнеев стал чудесной и незабываемой легендой 20 века.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции