Дмитрий Бабич, политический обозреватель РИА Новости.
Ровно 20 лет назад, 6 сентября 1991 года, Советский Союз признал независимость прибалтийских республик - Латвии, Литвы и Эстонии. Тогда СССР уже дышал на ладан - фактически не работали многие союзные ведомства, и решения, прежде вызвавшие бы бурю, принимались буднично и незаметно. Вот и признание балтийской независимости было оформлено постановлением Государственного Совета СССР - этот орган существовал так недолго, что остался почти незамеченным в тени величественных Политбюро ЦК КПСС и Секретариата ЦК КПСС. Советский Союз ушел из Прибалтики без торжественных прощаний - почти по-английски.
Тем не менее, значение этого акта трудно переоценить. Он изрядно усложнил работу всякого рода "комиссий по подсчету ущерба от советской оккупации", которых потом в балтийских странах было создано немало. Упрощенная историческая схема, упорно повторяемая властями постсоветской Балтии - советская власть ничуть не лучше нацистской, при ней у нас не было ни малейшей надежды на независимость - оказалась смазанной.
Чем-то Советский Союз был все-таки лучше, если нашел в себе силы - пусть полвека спустя - смириться с возвращением свободы прибалтийским нациям. Появился неплохой фундамент для отношений с новыми независимыми странами Балтии и у новой России. Шаги российского президента Ельцина, давно уже рассматривавшего Латвию, Литву и Эстонию как независимые государства, перестали вступать в противоречие с законодательством Советского Союза, чьим правопреемником стала Россия.
Констатировав факт свершившейся еще в 1990 году балтийской независимости, советский Госсовет, тем не менее, полностью не принял оценки событий 1939-1989 годов, которая в те годы доминировала в Риге, Вильнюсе и Таллинне. События 1939-1940 годов не были названы противоправной оккупацией: Москва оказалась не готова закрасить весь период существования советской Прибалтики черной краской.
Споры о событиях 1939-1940 годов в среде профессиональных историков идут до сих пор, причем линии раздела между спорщиками идут не только и не столько по национальным или по мировоззренческим линиям.
Научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Наталья Лебедева, первооткрыватель катынской темы, проведшая признанную в том числе и в Прибалтике работу по документированию событий 1939-1940 годов, тем не менее не считает пятидесятилетний период нашего "совместного проживания" оккупацией. По мнению Лебедевой, черты "бескровной" оккупации, схожей с захватом Германией Чехословакии, имел летний период 1940 года, когда на территорию трех независимых балтийских государств вошли советские войска. По мнению других российских историков, и это определение неверно, поскольку оккупация предполагает временное занятие в ходе вооруженного конфликта армией одного государства территории другого государства. При отнюдь не добровольном вхождении Латвии, Литвы и Эстонии в состав СССР, не было всех других признаков оккупации - военных действий двух враждующих армий, капитуляции, привилегированного положения "оккупантов". История в данном случае не ложится в упрощенную голливудскую схему с "плохим парнем" и противостоящим ему "хорошим парнем".
Есть факт, который не вызывал сомнения ни у россиян, ни у прибалтов - в 1940, а потом и еще раз в 1944 году в Латвию, Литву и Эстонию пришла советская власть со всеми вытекающими отсюда последствиями. "Режим, установленный в Прибалтике в результате советского вторжения, не был оккупационным - он был коммунистическим режимом советского образца… Так начался перелом, по своим результатам гораздо более ощутимый и драматичный, чем любая "военная оккупация",- пишет в своей книге "Прибалтика и Кремль" историк Елена Зубкова, научный сотрудник Института российской истории РАН.
На признании этого факта можно было строить взаимопонимание и новые отношения между Москвой и прибалтийскими столицами - Госсовет СССР дал такую возможность двадцать лет назад. Но возможность эта не была реализована. Корни этой неудачи - в том же советском периоде. Измученные советскими дефицитами жители Прибалтики всех национальностей уже тогда видели причину своих бед не в экономических и политических абсурдах советской, а потом и постсоветской жизни, а в соседях с другим языком и привычками.
Интересно, что первое время советская власть держала Прибалтику за железным занавесом и от советского населения - ограничения на поездки туда были сняты через год после Победы, в 1946 году. Тотчас же в Эстонию поехали люди из Псковской, Новгородской и Ленинградской областей, чтобы закупить муку и хлеб. Цены на эти товары в Эстонии поднялись, вызвав недовольство местных жителей. Прибалтам, не знакомым прежде с советскими реалиями, не сразу стало понятно: "мешочники" обрушились на них не от хорошей жизни; нехватка продуктов питания после войны и 15-ти лет колхозного строя в России была куда острее, чем в Эстонии.
Дальше - больше. Привычка "воспринимать гарантию собственных прав как ограничение прав контрагента" (выражение из книги Елены Зубковой "Прибалтика и Кремль") укоренилась именно в советские годы.
Еще в пятидесятые годы, подвергаясь дискриминации, русские апеллировали к союзным властям, а "национальные кадры" в руководстве прибалтийских республик (Снечкус, Гедвилас и т.д.) ссылались на "ленинско-сталинскую национальную политику" как на основание для недопущения параллельного документооборота на двух языках - русском и государственном языке соответствующей республики.
Прошли годы, а проблема осталась. До понимания прав другого человека как необходимой части и гарантии наших собственных прав нам всем еще предстоит дорасти - и прибалтам, и россиянам.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции