В середине сентября на российские экраны выходит фильм "Я не знаю, как она делает это", главную роль в котором сыграла известная актриса Сара Джессика Паркер, накануне представившая ленту в Москве. В основе фильма одноименный роман Эллисон Пирсон, который недавно был издан на русском языке. РИА Новости публикует отрывок из романа Пирсон.
<…> Как видите, еще толком не понимая, что такое быть женщиной, я уже знала, что мир женщин делится надвое: на достойных матерей, самоотверженно горбатящихся над шарлотками и детскими ванночками, и на матерей... иного сорта. Сейчас, тридцати пяти лет от роду, я полностью отдаю себе отчет, к какой из половин отношусь. Потому-то, видимо, и торчу посреди ночи 13 декабря на кухне со скалкой в руках, издеваясь над готовыми кексами, чтобы добиться от них домашней наружности. В былые времена женщины находили время на выпечку домашних кексов, но имитировали оргазмы. Теперь мы справляемся с оргазмами, зато имитируем домашние кексы. И это называется прогрессом.
- Черт. Черт! Куда Пола подевала сито?
- Кейт, ты что творишь? Два часа ночи!
Ричард, застыв в проеме двери, щурится от света. Рич. В любимой пижаме от Джермин Стрит, застиранной и обветшавшей до абсурдной бахромы по краям. Рич, со своим несгибаемым британским благоразумием и хиреющей добротой. Тормоз Рич, как зовет его моя американская коллега Синди, потому что работа в его проектной фирме практически заглохла, а на то, чтобы вынести ведро, Ричарду требуется полчаса, и он вечно советует мне притормозить.
- Притормози, Кэти. Ты прямо как тот ярмарочный аттракцион... как его там? Где народ визжит и размазывается по стенкам, пока крутится эта чертова штуковина?
- Центрифуга?
- Ясно, что центрифуга. Как сам аттракцион называется?
- Без понятия. "Стена смерти"?
- Точно.
В чем-то он прав. Я еще не дошла до того, чтобы не понимать, что жизнь - больше подделки кексов глубокой ночью. И больше усталости. Усталости глубоководной, почти бездонной. Если честно, я так и не избавилась от нее с рождения Эмили. Пять лет бреду по жизни в свинцовом панцире недосыпа. А выход? Отправиться завтра в школу и внаглую грохнуть на праздничный стол упаковку лакомств из "Сейнсбериз"? Здорово. К "мамочке, которой никогда нет дома" и "мамочке, которая всегда кричит" Эмили сможет добавить "мамочку, которая и пальцем не пошевелила" ради нее. Два десятка лет спустя, когда мою дочь схватят на территории Букингемского дворца за попытку похитить монарха, в "Вечерних новостях" появится полицейский психолог и сообщит: "Друзья Эмили Шетток считают, что ее душевные проблемы пустили корни на рождественском вечере в начальной школе, когда мать Эмили, принимавшая в ее жизни символическое участие, унизила дочь на глазах у одноклассников".
- Алло, Кейт!
- Ричард, мне нужно сито.
- Зачем?
- Посыпать кексы сахарной пудрой.
- Но зачем?..
- Чтобы никто не догадался, что я их купила, вот зачем!
Пытаясь вникнуть в суть, Ричард моргает, как в замедленном кино.
- Да не о пудре речь, Кэти. К чему эта готовка? Ты три часа как вернулась из Штатов. Никто не ждет от тебя свежей выпечки для школьного праздника.
- Да я сама жду! - рявкаю неожиданно злобно, и Ричард вздрагивает. - Так куда Пола засунула это чертово сито?!
Рич на глазах стареет. Я и не заметила, когда легкая морщинка между бровями моего мужа - в прошлом знак веселого удивления - врезалась в глубь лба и разрослась впятеро. Милый мой, смешливый Ричард, когда-то глядевший на меня, как Деннис Куэйд на Эллен Баркин в "Новом Орлеане"... Сейчас, после тринадцати лет поддержки и взаимопонимания, ты смотришь на меня, как смотрит задумчиво покуривающий детектив на медэксперта: ради всеобщего блага смирившись с необходимостью исследований, но в душе умоляя о пощаде.
- Не кричи, - вздыхает Рич. - Разбудишь. - Рука в конфетно-полосатой пижаме указывает наверх, где спят наши дети. – Да и не прятала Пола сита. Не стоит сваливать на нее вину за все подряд, Кейт. Сито живет в шкафчике рядом с микроволновкой.
- Ничего подобного, оно живет здесь, в стойке.
- Уже нет. С девяносто седьмого. Умоляю, дорогая, пойдем в постель. Тебе вставать через пять часов.
Ричард поднимается по лестнице, и ноги готовы нести меня вслед за ним, но оставить кухню в таком состоянии я не могу. Ну не могу, и точка. Здесь словно сражались не на жизнь, а на смерть: "Лего" разлетелось шрапнелью по полу, парочка покалеченных Барби, безногая и безголовая, устроили пикник на старом клетчатом пледе, среди засохших травинок - напоминании о последней семейной вылазке на природу в августе. Рядом с сеткой для овощей, точно на том же, помнится, месте, что и в утро моего отъезда в аэропорт, темнеет холмик изюминок. Кое-что за время моего отсутствия изменилось: в глубокую вазу для фруктов на столике, что стоит у самой двери в сад, добавили полдюжины яблок. Причем прямо на персики с гнильцой, истекающие золотисто-липкими слезами. С дрожью отвращения избавляюсь от гнилья, вытираю с яблок янтарные клейкие капли и кладу их обратно в вымытую и высушенную вазу. На все про все – минут семь. Осталось смахнуть сахарную пыль со стальной поверхности рабочей стойки, но процедура неожиданно затягивается: от жирно-склизкой тряпки, напичканной бактериями, тошнотворно несет тухлой водой из-под цветов. Спрашивается, до какого состояния мерзости должна дойти кухонная тряпка, чтобы кто-нибудь в этом доме додумался ее выбросить?
Запихиваю тряпку в переполненное ведро и лезу под раковину за новой. Пусто. А чего ты ждала, Кейт? Тебя дома нет, следовательно, и новой тряпки нет. Выуживаю из ведра тухлую, замачиваю в горячей воде и засыпаю "Деттолом". Последняя забота на сегодня - выложить для Эмили ее ангельские крылышки и нимб. <…>
Предоставлено Издательством "Эксмо"
