Михаил Шиянов, для РИА Новости.
В это воскресенье, 28 августа, мировой театр отмечает важную памятную дату - 120-летие со дня рождения великого актера, режиссера и педагога сцены Михаила Чехова. По причинам, о которых я скажу ниже, никаких народных гуляний и официальных торжеств нигде не устраивали. Было только объявлено по театральным каналам, что с 20 августа Никита Михалков вместе с Арменом Джигарханяном проводят недельный тренинг, посвященный актерской технике Михаила Чехова. Это в некотором роде тренд - о крупнейшем российском актере начала ХХ столетия рассказывают мастера следующего поколения. Наследники, так сказать. Но проблема тут в том, что годы творческой активности и Джигарханяна, и Михалкова пришлись на то время, когда само имя Чехова тогдашними охранителями было вымарано из учебников по театральному искусству. Другими словами, оба мэтра учились на другом материале и формировались под другими влияниями. Как это ни странно, гораздо содержательнее рассказать о методе Чехова могли бы нынешние голливудские звезды: Роберт де Ниро или Харви Кейтель.
Сегодня в парадных речах на всевозможных театральных и кинофестивалях часто звучит одна и та же формула нового сценического канона: мы все ученики великих Станиславского, Мейерхольда и Михаила Чехова. Тот же Никита Михалков буквально месяц назад произносил эти имена на торжественных мероприятиях Московского кинофестиваля. Все же, если разобраться, это преувеличение. Из троицы этих действительно великих театральных мастеров ХХ века только Станиславский может с полным правом считаться отцом российской актерской школы и театрального образования. Только он, по воле советского вождя, был назначен "главным" по театру в Советской России и так избежал расправы. Почему - можно долго рассуждать. Потому что Сталин любил порядок и ему было приятно видеть, что все у него в стране аккуратно и на своих местах. Вот главный по театру (с него, кстати, и спрос), вот ответственный за тяжелую промышленность, сельское хозяйство, образование. Никакого диалога, никакого двоевластия, даже в культурной области быть не могло.
К тому же, сумасшедшие 1920-е годы, когда казалось, что все можно, и что коммунизм вот-вот победит во всем мире, прошли. Сталина не интересовали революционные и новаторские идеи, и Станиславский со своим буржуазным (в лучшем смысле слова) вкусом и темпераментом идеально подходил на роль официального представителя советского театра. Кроме того, у него была "система", которая как-то автоматически и безальтернативно на долгие годы воцарилась в театральных вузах страны. Конечно, на советскую сцену проникали и другие методы, приемы, системы (в том числе система Чехова и биомеханика Мейерхольда), но до сего времени лишь в гомеопатических дозах.
Мейерхольд, несмотря на свою преданность революции и советским властям, был расстрелян. Вспоминать об этом театральным чиновникам было как-то неуютно, да и незачем. Чехов успел эмигрировать в конце 1920-х, и прожил в меру творческую жизнь в Европе и Америке. Преподавал мастерство Мерилин Монро и Юлу Бриннеру. Сыграл роль второго плана у Хичкока. Официально признавать этого "перебежчика" тоже долгое время было не комильфо.
И вот, наконец, в первое десятилетие ХХI века канон утвердился. Все российские актеры стали наследниками трех великих мастеров. По крайней мере, имена стали известны всем. Но, оставив пока в покое Мейерхольда, попробуем разобраться - что вообще такое наследие Михаила Чехова? А это, прежде всего, его система воспитания актера, которая неотделима от сценической и гражданской жизни самого Михаила Чехова.
Чехов (давно пора это сказать), племянник писателя Антона Павловича, на сцене с самого раннего детства. Сначала он играл в домашних постановках, потом в популярном театре Суворина, юношей попал к Станиславскому, который увидел в нем огромный талант, и, наконец, в собственном МХАТе 2-ом - если говорить только о российском периоде. С его талантом, которым восторгались все, - от Шаляпина до Кустодиева, от советских рабочих до светских львиц (а Ленин, кстати, ушел с одной из постановок с Чеховым, оценив ее как интеллигентскую и слюнтяйскую), - мог сравниться только его неуравновешенный характер, пристрастие к алкоголю и бессознательное влечение к саморазрушению. Он лечился психоанализом, насовсем уходил из театра, запоем читал Шопенгауэра и Ницше, запоем же пил водку, даже посещал спиритические сеансы, ставшие снова популярными в нэпманской России. Ничего не помогало. Чехов по-прежнему оставался большим актером, слава и влияние которого в столицах тогда была много больше, чем нынешняя популярность в России Брэда Питта или Джонни Деппа. Но он фактически был на грани, и вполне возможно покончил с собой, если бы помощь все же не пришла.
Спасение явилось в образе знаменитого писателя, тоже много чудившего в первые десятилетия ХХ века и только что вернувшегося из Германии в надежде на обновленную Россию, Андрея Белого. Белый был активным проповедником новой религии - антропософии, о которой он успел прожужжать уши всем знакомым и друзьям: от Блока до Флоренского, которые, впрочем, реагировали сдержано. Но тонущий Чехов ухватился за учение Доктора (так называли основателя антропософии Рудольфа Штайнера) и оно, без сомнения, помогло ему. Позднее благодарный актер трансформировал антропософские упражнения в методику воспитания актера, которую успешно распространял сначала в Европе, а затем и в Голливуде.
В основу этой системы легло специальное направление антропософии - так называемая эвритмия. Основной пафос эвритмии состоит в утверждении, что человеку для того, чтобы быть здоровым, сильным и красивым, нужно достичь гармонии между собственным телом, душой и космосом, которые между собой не то что связаны, а в некоторой степени - одно и то же. Частный случай этого вселенского соответствия - речевая деятельность. Каждый звук произносится не только на физическом плане: у него есть некое пластическое воплощение в более тонком мире, который пронизывает наш "мир вещей". Эту астральную фигуру можно воспроизвести телом в танце - в сочетании с соответствующими звуками такое упражнение даст фантастический эффект: избавит от хромоты, заикания, лишнего веса, психических болезней. Наконец, это просто красиво. Эвритмические выступления до сих пор проходят по всему миру. Выглядят они, конечно, специфично, но некоторая красота в них, безусловно, есть.
Чехов под руководством Белого быстро освоил эвритмические приемы, стал преподавать их в МХАТе 2-ом, где он служил директором, и даже выпустил несколько спектаклей, в основу которых легли антропософские идеи и эвритмические упражнения. Эти постановки - в первую очередь "Гамлет" и "Петербург" по пьесе Белого - стали сенсацией в Москве и вошли в историю театрального искусства. Причем "Гамлетом" восторгались не только люди с образованием, но и пролетарии, которым билеты доставались через профсоюзы.
К концу новой экономической (а также культурной) политики, политика властей сменилась. Им надоело терпеть "религиозное мракобесие" на сцене одного из главных советских театров. Чехова стали травить в газетах, даже обвиняли в шпионаже, кажется, в пользу Италии. В самом театре, кроме горячих сторонников, нашлись люди, которые захотели избавиться от опасного руководителя. Во главе их встал режиссер Алексей Дикий - впоследствии респектабельный советский мэтр. В общем, Чехов спасся бегством за границу, где он продолжал ставить спектакли, развивал свой метод, преподавал его европейским и голливудским актерам, которые, в свою очередь, передавали свой опыт ученикам.
Только в 1990-е годы Чехов вернулся в Россию - стали издаваться книги актера, воспоминания его учеников, исследования. Появились школы и кружки, в которых пытались заново освоить метод Чехова. Но в театральных вузах великого актера и сейчас изучают не практически, а как часть истории театра. Что же говорить про состоявшихся актеров, у которых за десятилетия наработались свои приемы: неужели они сейчас все бросят и возьмутся за систему воспитания актера Михаил Чехова?
Вряд ли. Чехов, наш величайший театральный деятель, по-прежнему остается в России только как имя, как бренд, который почти ничего не продает. Конечно, с годами энтузиасты восстановят его методику и, возможно, приблизятся к тайне гения Чехова. Может быть, по Чехову начнут тренировать студентов в ГИТИСе и "Щепке". Пока, впрочем, им неплохо бы освоить и не забывать хотя бы Станиславского. Если судить по тому, что происходит в российском кино и особенно на телевидении, книги режиссера, которые продаются в каждом крупном магазине, тоже странным образом оказались утрачены и забыты.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
