Влад Гринкевич, экономический обозреватель РИА Новости.
20 лет назад самопровозглашенный Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП) сделал попытку захвата власти в СССР, впоследствии названную августовским путчем. Неудача путчистов привела к окончательному развалу СССР и дала старт стремительным рыночным преобразованиям в постсоветской России.
РИА Новости попросили экспертов оценить результаты двадцати лет экономических реформ в стране, чтобы понять, были ли в далеком 91-м альтернативы провозглашенному после путча экономическому курсу.
Специалисты, которые поделились своим видением ситуации, исповедуют самые разные взгляды – либеральные, левые, консервативные.
Однако – при всей разнице в оценках – эксперты оказались едины в одном: закат советской эпохи, а вместе с ней и плановой советской экономики, был исторической неизбежностью.
Руслан Гринберг, директор Института экономики Российской академии наук:
Я думаю, не было никакой альтернативы, потому что нормальная экономика и рыночная экономика – это синонимы. Но дьявол кроется в деталях – было два варианта перехода к рыночной экономике. Первый – процесс управляемых реформ, управляемой системной трансформации, второй – авантюристический, который и реализовался: ввязаться в бой, а там посмотрим. "Продвинутые" люди думали, что колбаса вырастет прямо из свободы, а это иллюзия.
Многие наши реформаторы находятся под бременем праволиберальной идеологии, которая сейчас подвергается жесткой критике в связи с [мировым экономическим] кризисом, и в связи с совершенно беспрецедентным экономическим неравенством, которое сложилось в мире.
Альтернативой мог стать градуалистский подход: можно было строить капитализм, не трогая, например, ресурсодобывающие отрасли. Это позволило бы иметь хороший бюджет и тратить его на промышленную политику, которую долгое время вообще игнорировали. Но тогда были фальшивые опасения, что если срочно не раздать за три копейки миллиардные активы, будет реванш. На самом деле, никто ни о каком реванше не думал.
В результате рыночная экономика состоялась, рыночные институты худо-бедно работают, но цена реформ огромна.
Первое наше поражение – примитивизация экономической структуры. Если раньше мы проигрывали в научно-техническом соревновании с Западом, то теперь и в соревновании с Востоком тоже. Второе поражение – совершенно скандальное неравенство в распределении доходов. Это привело к тому, что у нас нет единого народа, договороспособность почти на нуле. Я называю это "анархо-феодальный капитализм". Третье поражение – институциональный провал: бюрократия практически победила закон.
В моем представлении, баланс отрицательный. Сейчас мы снова в незавидном положении, когда все наше благополучие зависит от цены на бочку нефти – это и опасно, и позорно, и бесперспективно. Нужно осуществить очень серьезную диверсификацию экономики, а для этого нужны мощные государственные инвестиции.
Конечно, есть риск, что они приведут к инфляции или будут израсходованы, мягко говоря, нерационально. Но все равно нужно рисковать, нужно создавать новые производства, возможно – временно закрывать рынки, чтобы наладить серийное производство технологичной продукции. Риторики уже много в этом отношении, а практика, к сожалению, выглядит бледновато.
Борис Кагарлицкий, директор Института глобализации и социальных движений:
Все было предрешено еще до начала перестройки. Путь развития страны, возможно, и не осознавая того, определило брежневское руководство еще в середине 70-х, когда переориентировало советскую экономику на экспорт нефти. Все остальное – мелочи и нюансы.
Сама постановка вопроса о том, верна ли экономическая политика или нет – некорректна, все зависит от того, кто победил и в чьих интересах осуществляется экономический курс. С точки зрения бенефициаров все было сделано правильно, поставленных целей они добились. А бенефициарами стала основная часть советской партийно-хозяйственной бюрократии, которая успешно трансформировалась в бюрократическую буржуазию. Переход к капитализму был нужен, чтобы эта часть номенклатуры стала жить еще лучше.
Для тех, кто оказался внизу социальной лестницы, рыночные реформы обернулись катастрофой, но мнение этих людей мало кого интересует, поскольку они ничего ни жгут, ни ломают, ни взрывают. Пока российские низы пытаются жить, как при коммунистах (слушаться и ждать, когда им принесут то, что положено), они будут жить все хуже и хуже. Чтобы жить, как англичане, надо вести себя, как англичане. Сегодня мы перешли в категорию периферийных стран – Боливии, Алжира и прочих. Последовательно движемся от Европы в сторону Азии и Африки.
Европейское потребление российского среднего класса основано не на европейской эффективности экономики, а на проедании остатков советского экономического потенциала в виде промышленных объектов, технологий и пр. Как только запасы будут исчерпаны – а они подходят к концу, – средний класс обрушится, и это будет конец эпохи, в которой мы сейчас живем.
Евгений Ясин, научный руководитель Национального исследовательского университета "Высшая школа экономики":
Я считаю, у нас в 1991-92 гг. особого выбора не было, потому что нарастал кризис и нужно было принимать необходимые (и в каком-то смысле единственно необходимые) решения. А именно – переход к рыночной экономике, и эта работа была проделана.
Говорили, что рыночные реформы надо было осуществлять не быстро, а медленно. Поезд давно ушел, сейчас можно говорить все что угодно, но тогда для медленного, градуалистского варианта не было возможности. Я лично убежден, что Егор Гайдар реализовал программу, примерно описанную в программе "500 дней", с некоторыми вариациями, отражавшими реальное положение дел в стране на тот момент. Это свидетельство того, что все квалифицированные, профессиональные предложения в тот момент сводились к одному и тому же. Что, в результате, и было сделано.
С достаточной уверенностью можно утверждать, что мы задачу решили – создали рыночную экономику, которая обеспечивает развитие общества. В чем не было необходимости, так это в свертывании демократических институтов, начиная с 2001-2003 гг. Существующая политическая система уже сейчас оказывает тормозящее воздействие на экономику, а в перспективе может стать еще более серьезным тормозом.
Задачи нынешней экономики – решиться на серьезные институциональные изменения, которые обеспечили бы повышение доверия между бизнесом, государством и обществом, с тем чтобы повысить деловую и гражданскую активность в обществе. Деловая активность нужна для повышения темпов экономического роста, гражданская активность необходима для того, чтобы искоренить неприемлемые для общества злоупотребления деньгами, властью и т.д.
Одновременно очень серьезной проблемой является разрыв между бедными и богатыми – до 60% населения либо ничего не выиграло, либо проиграло от реформ. Нужно эту проблему решать и иметь в виду, что повышение доходов менее состоятельных граждан, в особенности тех, кто работает в бюджетном секторе, получает деньги от государства, является весьма актуальной задачей.
Владислав Иноземцев, директор Центра исследований постиндустриального общества, главный редактор журнала "Свободная мысль":
Советская плановая система была настолько неповоротливой, настолько неспособной к саморазвитию, в такой степени перегружена военными расходами, что сохранить ее было практически невозможно. Но еще на советском этапе реформирования – в 1987-88 гг. – были приняты радикально неверные решения, когда действующая экономика была разделена на коммерческие и некоммерческие сектора.Китайцы, например, пошли по иному пути – они не делили, а стимулировали создание новых предприятий и новых производящих мощностей в сельском хозяйстве и в промышленности. Именно это повело экономику вперед.
Дальнейшее наше движение тоже было отягощено рядом ошибок, самая фундаментальная из них – приватизация. Новые собственники получили на баланс крупные промышленные активы практически бесплатно. В результате крупные инвестиции стали невыгодными – невыгодно стало создавать что-либо новое, строить новые предприятия, закупать новые технологии за границей и т.д. Зачем вкладывать миллиарды долларов в оснащение производства, когда можно использовать дармовые фонды, получать доходы с нефтеперерабатывающего завода, купленного на залоговом аукционе?
У вас нет никаких мотивов модернизировать производство, а у ваших потенциальных конкурентов нет оснований входить на этот рынок, потому что он будет находиться в менее конкурентоспособном положении, чем вы.
Китайцы поступили правильнее, они оставили крупные предприятия в госсобственности, и в то же время максимально облегчили возможности для инвестиций в новые производства. Поэтому экономический рост КНР обеспечивался не сталелитейной или автомобильной промышленностью, а, в первую очередь, легкой промышленностью: текстилем, производством игрушек, телекоммуникационного оборудования, мобильной связью и т.д. Именно новыми отраслями.
Конечно, мы получили экономику очень однобокую, но в то же время уже не советскую, действующую вполне по рыночным принципам. Если заняться сейчас ее реформированием, то сделать это будет гораздо легче, и результат такого реформирования может оказаться гораздо успешнее, чем все, что могло бы быть в конце 80-х - начале 90-х гг.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
