Дело самой знаменитой в мире горничной Нафисату Диалло, подавшей на днях гражданский иск против Доминика Стросс-Кана, постепенно обретает в США черты расового конфликта, в котором черная бедная женщина выступает против белого богатого мужчины. В ее окружении были замечены и чернокожие пасторы, и фигуранты известной организации "Черные пантеры". Инцидент в гостинице Sofitel уже лишил Стросс-Кана как должности главы Международного валютного фонда, так и шансов стать претендентом на пост президента Франции. Но горничная не успокаивается.
Избрание – впервые в истории – президентом страны темнокожего не положило, как полагали оптимисты, конец расовому вопросу даже на родине мигрантов. Глобализация несет не только преимущества, но и массу дискомфорта в привычном укладе среднего американца, среднего англичанина, француза, русского. В последние годы проблема все чаще выплескивается на улицы, как это было в Сан-Франциско несколько лет назад, в Москве минувшим декабрем или в Лондоне в эти дни.
Эффект Бронкса
Нью-Йорк, город с репутацией мирового плавильного котла, возможно, более других адаптировался к смешению народов и культур, которое сегодня настораживает москвича. "А в Нью-Йорке таких как я, темных, тоже останавливает полиция в метро и спрашивает регистрацию?", – наивно спросил меня прошлым летом в Москве водитель маршрутки из Таджикистана. Я улыбнулась, вспомнив конечную остановку маршрута номер 2 в Бронксе, где я была единственной белой в вагоне.
Нет, здесь по-другому. Если суд Бронкса зарегистрирует поданный в понедельник иск Диалло, лучшего места для гражданских разбирательств с черно-белой повесткой трудно и придумать. В Нью-Йорке существует специальный термин для здешнего суда присяжных – "Эффект Бронкса". Это самый "цветной" район мегаполиса, в котором около 80% населения составляют малоимущие выходцы из Африки и карибских стран Латинской Америки, и именно его присяжные славятся классовым подходом.
Например, пьяный житель Бронкса, упавший на обледеневшую мостовую, отсудил у города 1,6 миллиона долларов "за халатность". В мае нынешнего года мужчина, по собственной оплошности сорвавшийся на рельсы метро и лишившийся ног и руки, получил через суд компенсацию в 6 миллионов долларов. "Машинист поезда мог бы тормозить ловчей", согласились с ним присяжные.
Американцы не без оснований шутят, что суд присяжных этого района имеет репутацию "второй в мире перераспределительной силы после Красной армии". Что такое правосудие "черного Бронкса" в отношении белого представителя финансового мира, прекрасно описал в своем романе "Костры амбиций" нью-йоркский летописец Том Вулф. Инцидент, в котором жертвой становится представитель цветных этнических групп, а виновником – белый, здесь нередко обретает политическую окраску и выливается в антирасистские протесты и шумные кампании. За последние годы по Бронксу прокатилось несколько демонстраций и пикетов под антирасистскими лозунгами – к счастью, не вылившихся в погромы.
В современной Америке, на родине иммигрантов, где слово "расист" считается несовместимым со статусом интеллигентного человека, а день борца за права чернокожих Мартина Лютера Кинга отмечается как национальный праздник, можно наблюдать новый феномен – "расизм наоборот", когда в разряд ущемляемых попадают представители европейского этноса.
По закону кафетерия
Когда я работала корреспондентом в штаб-квартире ООН, сидящий со мной в одной комнате чернокожий американский журналист, пишущий для одного весьма политизированного издания для небелых и небогатых, несколько первых месяцев не здоровался вообще, игнорируя мои "здрасьте". В нашей семье детей воспитывали в полном соответствии с духом "пролетарского интернационализма", я рыдала над "Хижиной дяди Тома" – и никак не ожидала, что могу стать объектом обструкции исключительно из-за цвета кожи.
Позже мы подружились и даже пару раз сходили вместе на странные политические "антирасистские" тусовки. Коллеги по комнате в ООН – многоцветье разных континентов – уверяли меня, что я стала первым белым человеком, с кем борец за права афроамериканцев стал не только общаться, но и вообще здороваться. Можно ли вообразить в сегодняшнем Нью-Йорке, что "бледнолицые" позволят себе подобное по отношению к представителю другой расы?
В городе Статуи Свободы с раннего детства детям вдалбливают понятия расового и национального равенства, что очень верно и нужно. Здесь действуют различные программы воспитания толерантности, и второе поколение мигрантов уже, как правило, вливается в общую атмосферу мегаполиса. На бытовом уровне город не выглядит враждебным к пришельцам, хотя и устроен "по закону кафетерия", как это определили американские социологи: в смешанных коллективах люди предпочитают делить трапезу с представителями своей культуры, а карта мегаполиса представляет собой лоскутное одеяло, скроенное из национальных кварталов – пуэрториканских, мексиканских, китайских, доминиканских, гаитянских. Это город "маленькой Италии", "маленькой Индии", "маленькой Колумбии" – с довольно четко очерченными границами.
Национальная карта Нью-Йорка постоянно меняется даже на протяжении жизни одного поколения. Никто не стоит на страже этнических границ – просто все тот же эффект кафетерия. Для коренных ньюйоркцев, ментально "заточенных" под национальное разноообразие, нашествие носителей иных культур на бытовом уровне не слишком приятно, как и москвичу. Старожилов города раздражает неведомая ранее привычка водителей подавать сигнал, если они полагают, что ты не слишком скор. И будь уверен, что за рулем там сидит не уроженец Нью-Йорка. На лужайках и в парках окраин теперь кочегарят барбекю – немыслимо лет 20 назад. Знакомый белый американец недавно рассказал, как был шокирован, зайдя в церковь своего детства: служба шла на испанском языке...
Белое уязвимое меньшинство
О масштабах и темпах расового передела Нью-Йорка можно судить по данным переписи. Так, записи 1930 года зафиксировали, что в Бронксе, тогда отдельном от Нью-Йорка городе, "проживает 1% негров" (во времена Великой депрессии выходцев из Африки и Карибских стран еще не поразделяли на разные расы), а 99% составляло белое население. Сейчас "цветные меньшинства" Бронкса составляют подавляющее большинство.
Толерантный Нью-Йорк немало сделал для того, чтобы мигранты, прибывающие из беднейших стран мира, могли влиться в традиционную американскую культуру, однако все большая доля ньюйоркцев не говорит по-английски, хотя языковые курсы бесплатны. Город построил социальные кварталы для цветных, где малоимущие иммигранты живут за символическую цену – с чудесными детскими и спортивными площадками, фонтанами, парковками – в том числе и на Манхэттене, который не по карману среднему американцу. Однако в учебниках демократических городских (не частных) колледжей пишут об этих социальных проектах как о бесчеловечном эксперименте, ибо "в кварталы заселяли по расовому признаку, а не по национальному, не понимая, что цветные мигранты приехали из разных стран и имеют разную культуру".
"А где находятся такие кварталы для малоимущих белых?", – поинтересовалась приезжая русская девушка, разглядывая социальный проект на сотых улицах Вест-сайда. В США уже поднимают вопрос о том, что пора свернуть все программы экономической поддержки для цветных, ибо они по сути являются дискриминацией белой расы, среди которой также немало и бедных, и безработных, и даже нищих бродяг. В Нью-Йорке появился новый социальный типаж – обиженный белый, как правило, на нижнем уровне среднего класса, который начинает ощущать себя уязвимым меньшинством в родном городе. Его привлекает крайне консервативное "Движение чаепитие" ("Чайная партия").
Возможно, многонациональный Нью-Йорк сегодня, переживший свои "вестсайдские истории" и пустивший этнические проблемы в политическое русло вместо уличных разборок – это Москва завтра. Большие города – что по ту сторону океана, что по эту – еще только учатся жить в цивилизационном многообразии века глобализации. Хотя, по логике, водораздел в Москве не должен быть столь резким, как в Нью-Йорке или Лондоне, – у нас это все-таки мигранты из одной, пусть уже и не существующей, страны – СССР.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
