Вице-президент Шахматной федерации Москвы Сергей Смагин в интервью корреспонденту агентства "Р-Спорт" Андрею Симоненко прокомментировал уход в отставку главного тренера мужской сборной России Евгения Бареева и объяснил важность роли человека, находящегося в этой должности, при подготовке команды к турнирам.
– Сергей Борисович, насколько неожиданным, на ваш взгляд, было решение Евгения Бареева уйти в отставку?
– Я считаю, что скорее ожидаемым, чем неожиданным. Женя Бареев – достаточно ответственный и серьезный человек, который прекрасно понимает, что четвертое место на чемпионате мира – это не просто неудача, а провал. Бареев все взвесил и принял ответственное, разумное решение. С учетом того, что он ведет огромную организационную работу в Российской шахматной федерации, плодотворно заниматься сборной и, тем более, ставить задачу занимать первые места на турнирах Барееву было практически невозможно. Просто участвовать в соревнованиях можно. Но чтобы побеждать в них, главный тренер должен уделять команде значительно больше времени, придумывать свои методики... В общем, делать довольно много вещей, что для Бареева с учетом его занятости в федерации было практически невозможно.
– Многим обывателям наверняка непонятно, в чем состоит задача тренера в шахматной сборной. Не могли бы вы рассказать о ключевых вещах?
– В работе шахматного тренера много нюансов. Действительно, бытует мнение, что шахматисты играют сами по себе и тренер им не нужен. Но это не так. Например, как и в других видах спорта, тренер определяет для шахматиста перед матчами тактические схемы. Но главная его задача – подводить спортсмена к соревнованиям в оптимальной форме. Просто так добиться этого очень непросто. Мало сказать – вот, тебе нужно сегодня выиграть. Нужно следить за здоровьем игрока, его психологическим состоянием, и так далее, и тому подобное. Это самое трудное – добиться того, чтобы шахматист пришел на игру и показал все, на что способен. Или даже прыгнул выше головы. Мы же в данном случае ведем речь не об одном спортсмене, а о целой команде. Вот если специалист может обеспечить такой уровень подготовки сборной на турнире, то это действительно тренер. Во всех остальных случаях этого человека можно называть как угодно – помощником, секундантом… Названий море. Но настоящий тренер – это человек, у которого есть собственные взгляды на то, как должна быть подготовлена команда, как она должна идти по турнирной дистанции. В общем, здесь работают все стандартные вещи, которые характерны для любого другого вида спорта. Шахматы – не исключение.
– Не в отсутствии ли такого тренера и состоит причина многих последних неудач российской сборной?
– Да, последние годы мы нехватку настоящего тренера сборной и наблюдаем. Индивидуально шахматисты у нас всегда самые сильные. Но команда при этом раз за разом не может занять первое место. А иногда, как сейчас, вообще случаются провалы.
– Сейчас, после отставки Бареева, трудно будет найти кандидата на его место?
– Трудно. Просто поставить другого человека легко, а вот найти такого кандидата, который будет обеспечивать команде успехи, куда сложнее. Ведь главный тренер сборной должен заниматься ею фактически круглый год. Собственно, часть жизни ему надо будет посвятить команде. В других видах спорта такая работа оплачивается серьезными денежными контрактами. В шахматах же ничего подобного нет. И потенциально подходящий кандидат еще много раз подумает - а стоит ли ему тратить часть жизни, проходить через муки творчества и решать массу прочих проблем, чтобы в конце концов получить упреки, что ты что-то не так сделал, а команда твоя плохо выступила. У нас вопрос подбора главного тренера сборной вообще с советских времен запущен. И нынешняя ситуация, возможно, достаточно благоприятна для того, чтобы наконец-то разложить все эти вещи по полочкам и ориентироваться на людей, которые понимают, в чем задача тренера, а не просто говорят – я этим тренером буду. К сожалению, у нас каждый шахматист считает, что он может быть тренером, а это на самом деле далеко не так. Максимум – каждый десятый, да и то не всегда.
Чтобы было понятно, приведу такой пример: детский шахматный тренер ведет ребенка, допустим, с семи до 13-14 лет и знает, чем он живет, как что делает, то есть держит весь процесс под контролем. Вот это – настоящий тренер, и почему так не должно быть во взрослой сборной, я лично не понимаю. Если мы хотим, конечно, выигрывать. Можно просто участвовать, как большинство команд. Но раз у нас самые сильные игроки – так и надо подходить по самому высокому критерию.
– В советское время было именно так, как вы говорите?
– Ну, раньше, конечно, и общий уровень шахмат был значительно выше, чем в других странах. Хотя иногда некоторые соперники нам доставляли неприятности, те же венгры, например. Но в целом было именно так – в то время тренер сборной целый год работал на своем посту, находился в постоянном контакте со спортсменами. Чтобы подводить игроков к турнирам на самом высоком уровне готовности. И, кстати, здесь психологическая обстановка в команде, о важности которой часто говорят, на мой взгляд, даже не является решающей. Если вспомнить советские времена, то не ахти какая дружная там была эта обстановка. Но выигрывали и выигрывали мы все подряд. Потому что подходили ответственно к соревнованиям. И сами шахматисты тоже занимались серьезным самоконтролем. Потому что тогда было как в футболе: приехал со сбора неготовым – извини, потерял место в команде. Все было очень серьезно. Шахматы – такой же спорт высших достижений, в котором мелочей не бывает.
– В шахматном российском сообществе, у вас лично есть понимание, кто именно сейчас мог бы стать новым главным тренером сборной России?
– Говорить о конкретных кандидатах на этот пост сейчас трудно. Потенциально есть специалисты, которые могли бы заниматься этим делом. Но не факт, что они согласятся кардинально сменить образ жизни и род деятельности. Вопрос, в целом, сложный, и сейчас назревает чрезвычайно серьезный разговор. Федерация, уверен, справится с тем, чтобы найти правильную кандидатуру. Новый главный тренер должен понимать, что ему оказано высокое доверие. Что ему придется жертвовать своим личным временем для того, чтобы как можно глубже вникнуть в суть работы. До сих пор таких условий перед главным тренером не ставили. Он фактически играл роль сопровождающего. Вот, приехали на сборы, сделали то-то и то-то, приехали на соревнования, отыграли. Для побед этого совершенно недостаточно.
– Есть примеры успешной работы главного тренера сборной?
– Посмотрите на сборную Армении, ставшую чемпионом мира. У них тренер еще с советских времен один – Аршак Петросян. Он как раз обладает всеми необходимыми для этой работы качествами. Следит за жизнью шахматистов, четко знает, кто в каком состоянии находится. У него есть собственные методики, собственные взгляды. Он тонко чувствует ситуацию в матчах. Вот это и дает результат, и организационных шараханий из стороны в сторону нет. Сборная Армении тоже, бывает, проигрывает, но кардинальных скороспелых выводов не делается. И это при том, что все понимают – у Армении, кроме Ароняна, игроков такого высокого уровня, как у нас, нет. Но зато к каждому турниру армянская команда подходит на оптимально высоком уровне – и успешно выступает. Здесь нам есть чему у шахматистов Армении поучиться. Посмотреть, на высокогорье ли они готовятся, что еще делают. Во всех этих вещах надо разбираться. Физиология в шахматах значит ничуть не меньше, чем в силовых видах спорта. Если ты плохо готов, у тебя голова не соображает – и к концу партий она вообще отключается, ты начинаешь ошибаться и проигрываешь. Что, собственно, и происходило с нашей сборной в Китае. Это очень серьезный и важный вопрос.
