В третьей части разговора с корреспондентом агентства спортивных новостей "Р-Спорт" Андреем Симоненко знаменитый тренер по фигурному катанию Тамара Николаевна Москвина, отметившая 26 июня свой юбилей, вспоминает перипетии скандала на Олимпиаде 2002 года в Солт-Лейк-Сити, а также рассказывает, почему не осталась работать в Америке.
– Тамара Николаевна, наверное, Елена Бережная и Антон Сихарулидзе в вашей карьере были самым сложным случаем в смысле переплетения спортивной и личной жизни?
– Да, безусловно, там было много трудных эпизодов – и рукоприкладство со стороны Олега Шляхова (предыдущего партнера Бережной), и вообще много разных моментов. Во многих нынешних изданиях принято уделять главное внимание "жареным" фактам – так их там было предостаточно.
– Но, мне кажется, в первую очередь судьба этой пары была интересной с точки зрения психологии отношений партнеров и их психологической устойчивости.
– Безусловно, психология вообще играет важнейшую роль в достижении результата. Можно поставить интересные программы, придумать костюмы, научить элементам, но по-настоящему силен тот спортсмен, который психологически устойчив. У Бережной была масса психологически сложнейших моментов: и смена федерации, и уход от партнера, и тяжелейшая травма, после которой вообще не было понятно, сумеет ли она восстановить здоровье. Лене ведь катание после ее травмы было прописано всего лишь как терапевтическое средство. Доктора сказали – для того, чтобы мозг быстрее восстановился, Лену надо поместить в привычную для нее обстановку. И я вызвала Антона на разговор. Объяснила ему: ты ведь понимаешь, ни о каком продолжении спортивной карьеры не может быть и речи, но тебе надо просто походить на тренировки, покататься с ней, делать вид, что ты полон энергии и счастья.
Еще была проблема – Бережной нужна была прописка, в те времена без нее никуда и никак. И я прописала ее в своей квартире, а жила она вместе с семьей Антона, папа Тариэль Григорьевич и Людмила Алексеевна следили и ухаживали за ней как за дочкой. В общем, действительно много было сложных ситуаций…
Знаете, вообще у нас с Леной и Антоном не было принято обсуждать их личную жизнь. Но по всем другим жизненным вопросам у нас было много откровенностей. А на самом деле я знаю очень много о личной жизни всех моих учеников. Но использую эту информацию только, так сказать, с наставническими целями. И никогда не выдаю ее желтой прессе.
– С Леной и Антоном сохранили хорошие отношения?
– Да. Лена приехала с детьми в Санкт-Петербург на мой юбилей. С Антоном я тоже продолжаю общаться.
– Не пытались его никогда наставить на путь тренерства?
– Нет, он всегда говорил – тренером никогда не буду. Он хотел заниматься тем, чем занимается сейчас. Готовился – я видела это по тому, как он общался с бывшими спортсменами, которые ушли либо в бизнес, либо в активную социально-политическую жизнь.
– Весной, перед чемпионатом мира, который перенесли из Токио в Москву, внимание власти к фигурному катанию вдруг приняло беспрецедентные масштабы. Как вы к этому отнеслись?
– Нормально. Посмотрите на эту ситуацию с точки зрения руководства страны. В Японии произошла трагедия. Наше правительство сочло возможным и необходимым предоставить помощь – стране, мировому сообществу, спортсменам. Появление первых лиц государства рядом с фигуристами стало демонстрацией государственной поддержки и внимания в плане подготовки к этим соревнованиям. Которые было нужно организовать за месяц – в то время как в других странах к ним готовятся годами.
– А на вас это внимание как сказалось? Сам Путин к вам на каток приехал.
– Да никак. Ну, а что Путин? Вот к вам, допустим, подходит ваш руководитель, хочет поинтересоваться, как вы работаете. И что вы, в обморок падаете? Нет, говорите: здравствуйте, допустим, Петр Иванович. Вот, пишу статью про фигуристов. Вот и мы так же: здравствуйте, Владимир Владимирович. Дела идут хорошо. Провели контрольный прокат. И все. Знаете, благодаря такому вот отношению мне легко жить.
– И всегда у вас оно, отношение такое к власти, было?
– У меня к власти отношение как к родителям. Для меня президент – руководитель нашей страны – как руководитель семьи. Меня воспитывали с уважением относиться к папе, маме, дедушке, бабушке. Поэтому я уважительно отношусь к руководителям страны, города… Не подобострастно, а уважительно. Если я не буду слушать руководителя, то и меня никто не будет слушать, я ведь тоже руководитель.
– У нас такая страна, где очень многое зависит от умения что-то у кого-то вовремя попросить. Вам часто приходится пользоваться такими приемами?
– Знаете, президент, как я думаю, должен заниматься политической и экономической жизнью страны, а не тем, что, условно, у пары Гербольдт-Энберт маленькая стипендия.
– Но иногда он все-таки помогает провести газ в далекую деревню старушке, которая попросила об этом его во время прямой линии.
– Да, это так, но я все-таки думаю, что сама достаточно компетентна, чтобы найти, например, генерального спонсора для городской федерации фигурного катания. И то, моя помощь заключается только в том, чтобы объяснить людям – если фигуристов часто показывают по телевизору, то это вовсе не значит, что они купаются в золоте и бриллиантах. А вообще, я не люблю что-то у кого-то просить. Я, например, знаю, как выйти на (председателя правления "Газпрома" Алексея) Миллера. Но зачем мне на него выходить? Мы же готовили раньше чемпионов без этих выходов? Готовили. Так что если уж совсем что-то станет тяжело, то я пойду. И к губернатору пойду. Если знаю, конечно, что этот вопрос властями решаем.
– Все-таки, значит, бывает, когда тяжело. Не жалеете, что вернулись после Олимпиады в Солт-Лейк-Сити из Америки, где работали несколько лет?
– Нет. Мы в Америку поехали только для того, чтобы готовить Бережную и Сихарулидзе к Олимпиаде, а Казакову и Дмитриева – к выступлениям в профессиональных турах. Да, в Америке и удобно, и комфортно. Но работа там у нас была сдельная – отстоял у бортика, получил деньги. Что же получается, почетный гражданин Санкт-Петербурга отправилась на заработки в Америку? Москвина, уважаемый человек – обслуга, пришел на каток, получил от ребенка, как говорит Мишин, в потные ладошки 120 долларов за час? Да, высокая, конечно, зарплата – но так я и потрачу там много. Уровень жизни в Америке высокий, но за это все надо платить. Так что пахать в нашем возрасте для того, чтобы в Америке просто быть, мы сочли неприемлемым. В Америке я была 150 раз, и еще могу 150 раз съездить. Да и потом, здесь у нас семья, знакомые. Культурная жизнь. Это тоже важно.
– Вам про скандально знаменитые Игры в Солт-Лейк-Сити задавали сто тысяч вопросов, но все же хочу задать еще один. Вот сразу после того, как канадцам поставили оценки, и они, выдав лучший прокат в своей жизни в самый главный момент своей карьеры, остались с серебром, у вас не появилось сочувствия к принципиальным соперникам? Жалко их не было?
– Нет, а почему я их должна жалеть? Их и так судьи после короткой программы пожалели. Забыли, как они упали в конце на подходе к финальной позе? Программа в тот момент еще не закончилась, судьи должны были наказать их за это падение, а вместо этого поставили их на второе место. А должны были снять баллы и опустить на четвертое. По правилам. Поэтому и в мыслях не было у меня их жалеть. Да и потом, как вспомню ту Олимпиаду… Все было приготовлено к тому, чтобы сделать канадцев чемпионами. Вообще все. За два года мне иностранные судьи столько раз подходили и говорили: Тамара, вот такой-то человек, занимающий такой-то пост в ИСУ (Международном союзе конькобежцев), всех нас инструктирует – канадская пара лучше, канадская пара лучше. Потом, был чемпионат мира перед Олимпиадой, где Сале и Пеллетье с падением обыграли Бережную и Сихарулидзе, катавшихся чисто. И я сказала себе: значит, такая сложилась политическая ситуация.
– А как вы отнеслись к тому, что моральную поддержку канадцам в те дни, когда разворачивался скандал, оказали некоторые российские тренеры и фигуристы? Тот же Алексей Ягудин, помнится, в куртке с канадским флагом ходил по ледовой арене.
– Как вам сказать... Ну, обидно было, естественно. Но вообще каждый сам для себя решает, как ему быть в таких ситуациях. Для себя я давно определила – если я гражданин своей страны, то я горжусь ее достижениями. Даже в самые сложные времена у нас эти достижения были. Правда, езжу, конечно, я тихонечко на "Фольксвагене", а не на "Ладе" - но что поделать, если "Лада" хуже?
Кстати, вы еще вспомните – на той Олимпиаде еще до ее начала была масса скандалов. В Международном олимпийском комитете (МОК), например, вокруг взяток, за которые якобы отдали право на проведение Игр американцам. Так представьте себя на месте руководителей МОК. Им тут не отплеваться от этих взяток, а здесь вдруг еще фигурное катание, с этими первыми-вторыми местами. Да им надо было как можно быстрее это дело прикрыть! И чтобы все остались довольными, чтобы никто дальше никуда не протестовал. Что бы вы сделали на их месте? Постарались бы уладить проблему так, как это они и сделали.
Меня еще часто спрашивают – зачем вы пошли на это второе награждение? Да очень просто. Во-первых, если бы Бережная и Сихарулидзе не пошли, наутро во всех бы газетах появились фотографии канадцев, единолично стоящих на верхней ступени пьедестала, и подписи к ним – вот настоящие чемпионы Олимпиады-2002. Мы могли это допустить? Нет. Во-вторых, мы бы проявили неуважение к ИСУ и к МОК. И что бы потом наша федерация все последующие годы получала? Обструкцию. Федерация фигурного катания на коньках России – член ИСУ. И мы, получается, не выполнили бы указание руководящих органов. Вот с вами за демонстративное невыполнение задания главного редактора что будет? Увольнение. Поэтому я четко считаю: если мы входим в организацию, то должны ей подчиняться. Иначе это будет анархия.
– Вы согласны с тем, что если бы с перевесом в один судейский голос на той Олимпиаде выиграли бы не Бережная и Сихарулидзе, а канадцы, то не было бы ни скандалов, ни протестов, ни попытки организовать альтернативную ИСУ международную федерацию фигурного катания, ни, в конечном итоге, реформ в самом ИСУ?
– Совершенно согласна, ничего бы не было. Все бы восприняли победу канадцев как должное. Поэтому я и говорю: если бы мы в той ситуации спрятались в тень, не явились бы на награждение, то нас бы задвинули так глубоко, как мы и представить себе не можем…
Вспомните ведь еще такой момент: в Солт-Лейк-Сити российской прессы почти не было. Так, грубо говоря, два журналиста, остальные же в России сидели. А я важность прессы понимаю – поэтому и начала сама ребят возить по редакциям. И к Ларри Кингу, и на NBC, и на CBS, и так далее. И Лена с Антоном интервью давали, и я всем все рассказывала. Целую неделю в том же Нью-Йорке ходили.
Знаете, я ведь участвовала в том самом историческом заседании МОК, где было принято решение о вручении двух комплектов золотых медалей. После его окончания ко мне подошел Жак Рогге. И сказал: вы очень умная женщина. Так что я горжусь тем, что поднялась выше каких-то амбиций, не допустила беспорядка, разброда. Если мы все вместе приняли тогда то решение – значит, мы все вместе должны были его выполнять.
Продолжение следует.
