Александр Архангельский
В последние дни какой-то непорядок случился с нашим любимым союзником Уго Чавесом. Он тяжко заболел. Мы должны сначала посочувствовать ему, как любому человеку, перенесшему онкологическую операцию. Каким бы он ни был политиком, дай Бог ему выздоровления. Но, сделав эту оговорку, все равно обязаны задать вопрос: а что же будет с венесуэльским проектом? С авторитарной системой, которая завязана на одного-единственного человека? Система колеблется; чавизм в опасности, и если Чавес не оправится, можно гарантировать, что в скорости режим начнет трещать по швам.
В том-то все и дело, что вождистская система действует, пока хозяин в силе; суды подчиняются воле правителя, закрываются оппозиционные телеканалы, размазывается образованная оппозиция, прикормленные лоялисты морщатся и зажимают нос, но горячо поддерживают мудрого руководителя, который олицетворяет корпоративное государство. Все схвачено; на горизонте не просматриваются конкуренты; ставка сделана на неуспешных, невежественных, жаждущих вождя носителей вчерашнего сознания. И тут вступает в действие случайность; выясняется, что 57-летний популист, который собирался править вечно - такой же человек, как все. Ходит под Богом, подвержен внезапным недугам. Страшно вслух произнести: он смертен.
Все было хорошо, надежно, навсегда. И вдруг, в одну минуту, все меняется. План избавления от волатильной демократии не действует. Вопреки раскладам и прогнозам социологов и политконсультантов. В согласии с большой историей. Которая не гарантирует здоровья никому - ни врагам тотальной корпорации, ни ее центровым. И которая ни раз, ни два показывала, что бывает в случае внезапного заболевания тирана - полный разброд и шатание.
Другое дело, что в полном ступоре не только бедные чависты, чья национальная идея, основанная на вере в гений Чавеса, перекосилась. Но и враги этого феерического балабола, смешавшего в одном коктейле христианство, марксизм и национал-революционные идеи Боливара. Оппозиция, как полагается, раздроблена, ей было так удобно, так привычно находиться с Чавесом в противофазе, что она и не заметила, как превратилась в его заслуженную тень. И если накренившееся дерево внезапно рухнет, тень исчезнет вместе с ним. Навсегда.
Наверное, сосед наш – и еще один бывший союзник – Александр Григорьевич Лукашенко, долго размышлял о судьбе своего венесуэльского товарища, прежде чем выйти на парад 4 июля в военной форме и с сыном, наряженным в солдатский китель. Он должен продержаться, пока сынок не подрастет, и у сводного белорусского фронта не образуется еще один народный командир. Шансов, что продержится, с каждым годом все меньше. Но оппозиция, увы, уже в ловушке, которую он ей охотно расставил; точно такой же ловушке, в которую попали и враги чавизма. Работать постоянным минусом при постоянном плюсе, быть антилукашенковцами – и только. То есть профессионально заниматься отрицанием его режима. Плоского, убогого, рассчитанного на позднесоветскую деревню, на милое и честное простое большинство, простое во всех смыслах. И что там будет, когда Белорусский фронт разбежится, Бог знает. В том смысле, что знает только Бог.
В советское время приходилось писать эзоповым языком, рассказывая про одно, а имея в виду другое. Сегодня такой необходимости нет, но родные смыслы сами проступают сквозь чужие сюжеты. Мораль очевидна: нам нужны демократический процесс и конкурентная политика. Нужны не для того, чтобы существующей оппозиции было сподручней работать тенью власти, а для того, чтобы страна устойчиво менялась. Именно – устойчиво. И именно менялась. И не зависела от того, как себя сегодня чувствуют вожди. Идут ли пилотки их детям. И есть ли кому подхватить конструкцию, когда она однажды накренится.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
