Ольга Галахова, театральный критик, главный редактор газеты "Дом актера", специально для РИА Новости.
В рамках проходящего сейчас Международного театрального фестиваля им.Чехова Филипп Жанти представил спектакль "Неподвижные пассажиры". По словам мэтра, это продолжение работы, что показывалась в Москве два года назад – "Болилок". Еще за два года до этого, в 2007, в рамках этого театрального форума Жанти представлял в Москве спектакль "Край земли".
О жестокости пупсов
Нынешний спектакль, "Неподвижные пассажиры", ведет зрителя по лабиринту сновидений. Привычная логика повествования, линейное развитие сюжета в режиссуре Жанти отсутствует. Одни образы сменяются другими без рационального объяснения. Здесь нам надо довериться художнику, пойти за этим странным поводырем, который путешествует на край земли, ведет к черте между жизнью и смертью.
Ведь феномен сна – феномен границы между бытием и небытием, поэтому наряду с абсурдным юмором, постоянным спутником Жанти, всегда в его постановках присутствует и чувство другого свойства: какой-то необъяснимой тревоги, какого-то мучительного сновидения.
Сам режиссер, объясняя свой спектакль, говорит о том, что эта работа родилась из путешествия по пустыне и городам Палестины. Восемь актеров — стайка, единое пластическое тело, которое скользит в сценическом пространстве. Такой вот Ноев ковчег, плывущий в песках, делающий свои остановки. Актеры и вечные скитальцы, странники, но они же и злые дети.
Смотрите фотоленту "Чеховский фестиваль. "Буря" - "русский" Шекспир Доннеллана">>
То вдруг на сцене начнут резвиться – играть в пупсов, которые будут вылетать из цинкового желоба, перелетать в корзину, а потом в маленький станок, где их тельце сдавят под прессом в плоскость. Другой весельчак оборудует мини-взрыватель, и с детской радостью глупыша приведет его в действие – взрыв снесет головы трем маленьким розовеньким пупсикам. На заднем плане две нью-йоркские башни тоже взорвутся.
Этой вакханалии жестокости сами пупсы ответят как эльфы: сотни маленьких телец спланируют на сцену на игрушечных парашютиках, как десант на смену павшим.
Кажется, Жанти по-детски изумляется миру, который, пережив столько страданий и жестокости, не может остановить своего варварства. Возможно, поэтому в спектакле то и дело возникает образ живородящей плазмы. Белое покрывало, вздутое во весь периметр сцены – и есть это нечто, этот воздух бытия. Из него выныривают на свет обнаженные и полуобнаженные тела актеров. Подобно ангелочкам с рождественских открыток, они парят под арками гирлянд. Но недолго зритель будет радоваться этой благостной картинке. Тут же стайка райских существ подвергнется экзекуции — будет упакована в прозрачный полиэтилен, почти как в супермаркете.
Мы видим, как сначала с девушки снимается паранджа, как на лице ее появляются геометрические рисунки, и, наконец, она закрашивается в черный цвет. Или – как тело, забинтованное с ног до головы, без лица, похожее на куклу-инвалида, разбинтовывается, и из свитка проявляется гонец в рыцарских доспехах, который трансформируется в агрессивного современного клерка.
Последний забьет до смерти, а остальные ему в этом помогут, беззащитную нагую фигуру аборигена, но и на этом не закончатся мучительные метаморфозы. На свет рождается новая фаза бытия – дух с бумажными крыльями, дух изможденный, с лысым черепом, с впалыми и острыми скулами, Ариэль, который захочет воспарить над этим миром, но полет его будет больше похож на беспокойное, безвыходное метание над землей.
Подует ветер, листы мятой оберточной бумаги собьются в тревожные комья, из которых зародится что-то или кто-то новый, возможно тот, кто сможет успокоить мятущийся мир.
Читайте Гид по Десятому театральному фестивалю им.Чехова>>
Родина снов
Жанти давно знаком российской публике: он приезжал со своими спектаклями еще в Советский Союз. Тогда он был не только режиссером, но и актером-кукольником, и сам управлял, например, марионеткой Пьеро, нежным существом, ценой собственной гибели восставшим против предложенных правил. По сути, Жанти играл притчу о свободе, о крайней цене свободы — смерти.
Кукла в буквальном смысле рвала нити жизни, обрывала одну за другой нити кукловода, и когда оставалась последняя ниточка, то Пьеро надрывал и эту струну, оседая в неподвижности. Печальный образ тихого, мужественного, экзистенциального протеста.
В шестидесятые годы Жанти ездил по миру от ЮНЕСКО, чтобы снять фильм о кукольном театре разных стран и народов. Это было путешествие по 47 странам и 8 пустыням.
Помню, как во время его гастролей 1982 года, я прочла в театральной программке эту информацию, и из лучших побуждений решила подойти к Жанти после спектакля и показать ему фотографии старика-кукольника из уральской деревни, который в те самые годы продолжал играть в свои деревянные куколки на селе. Вдруг да и нашего дедулю снимут в кино! Фотографии-то мы передали, но их перехватила советская переводчица, грозно сказав, что прежде их должны посмотреть в инстанциях.
Спустя много лет в интервью с французским новатором, ставшим к тому времени классиком современного театра, я рассказала об этом эпизоде. Жанти, конечно же, не помнил ни тех студенток, ни тех фотографий. Ощущение от нашей страны тех лет он обозначил как стойкую паранойю.
Родившийся в 1938 году, он хорошо помнит, как фашисты сжигали его деревню, его дом, а они с матерью, успев уйти с партизанами в горы, смотрели из укрытия на пожар. В 1958 году он объявил голодовку в знак протеста против войны в Алжире и был доставлен в госпиталь для лечения. Он был горячо увлечен идеями коммунизма как человек послевоенного поколения, а позднее, как и многие, разочаровался в том, как воплощалась эта идеология в СССР. Он был готов отказаться и от гастролей в Израиле, который начал бомбардировки Ливана. Тур состоялся только потому, что Жанти выдвинул ультимативное условие: сыграть спектакль для палестинцев.
Между тем его виртуозные спектакли никогда не ставились в формате политического театра. Поздний, зрелый Жанти роется в своем подсознании, пытаясь найти объяснение чувствам, спрятанным и пережитым еще в детстве. Он исследует свои собственные сны с изнурительной настойчивостью. К примеру, чтобы разобраться в подполье души, однажды он записывал в течение целых девяти месяцев свои сны. Этот психоанализ, ставший способом честно объяснить самого себя, спровоцировал Жанти и к особому способу сценического высказывания. Именно тот, что он демонстрирует в привезенных сейчас в Москву "Неподвижных пассажирах".
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
