Ольга Галахова, театральный критик, главный редактор газеты "Дом актера", специально для РИА Новости.
Чеховский театральный фестиваль открылся постановкой шекспировской "Бури" британским режиссером Декланом Доннелланом, осуществленной как международный проект в сотрудничестве самого фестиваля с двумя европейскими театрами – "Ле Жемо" (Париж) и "Чик бай Джаул" (Лондон). Этот спектакль репетировался у нас, с нашими российскими, точнее, московскими актерами в деревенской глуши.
На пресс-конференции Деклан Доннеллан признался, что сначала ему показалось диким предложение директора фестиваля Валерия Шадрина перенести репетиционный период в подмосковную глубинку в деревню Торопец. Однако он был приятно удивлен, что чеховский фестиваль сумел наладить дело: построить там гостиницу, учтя театральную специфику. В деревне возникли не только комфортабельные условия для проживания, но и удобные помещения для репетиций.
Бегство из города в деревню, в глушь было привилегией русских художников еще со времен Станиславского. Теперь этим деревенским эскапизмом чеховский фестиваль заразил и британца, который считает Москву городом невероятной интенсивности, трудным для сосредоточенного существования. Подмосковный ландшафт сделал свое дело, спровоцировав участников спектакля к тому, чтобы стать детьми природы, забыть, что есть телевизор и Интернет.
Читайте интервью Деклана Доннеллана>>
Славянские дети леса преображали Торопец, чтобы вообразить себя в глуши шекспировскими героями, неаполитанским и миланским герцогами, матросами. Провокация игры на пленэре сделала свое дело. Спектакль "Буря" дышит щедростью той самой игры, богат на актерские придумки, розыгрыши, а главное – пока сохранен коллективный смысл этого лицедейского баловства, радости театра, счастья быть в компании людей, позволяющих себе забавляться.
А как же быть с шекспировскими глубинами, с серьезными философскими смыслами, с печалью великого Барда о том, что есть человек, с мыслями о том, как прощать, нужно ли прощать и способен ли ты на прощение? Но парадокс театра в том, что эти самые серьезные, глубинные смыслы как раз и проступают, если есть потребность в игре, смешной, дурацкой в хорошем смысле этого слова, детской.
Деклан Доннеллан осуществил немало проектов с нашими актерами, добавим, к счастью для наших актеров. Кто, как не он, дал нам возможность увидеть зрелое дарование такого мощного актера, как Александр Феклистов, сыгравшего благодаря Доннеллану и пушкинского Бориса Годунова, и чеховского Вершинина, и шекспировского Тоби Белча. В новой постановке дарование Феклистова вновь пригодилось. Он – не знаю как для кого, а для меня неожиданно – был назначен на роль Калибана. Казалось бы, благодаря утвердившимся клише, что сыграть злое чудище, ненависть дикаря, неутоленную жажду мести, атавистическое коварство должен был бы другой актер, уж слишком добродушен Феклистов для такого существа. Однако Доннеллан и Феклистов сумели оправдать фактуру Калибана, органично подчинить шекспировский характер природе артиста.
Спектакль с появлением Калибана на сцене обретает совершенно другую температуру, другой градус игры. Феклистов буквально взрывает подмостки, ошеломляет своим появлением. Что за существо вбегает на сцену? Дикий абориген, который жил себе и жил на острове, пока не появился Просперо, закабаливший Калибана. Этот дикарь наивен, и зло его наивно. Никогда это дитя острова не свергнет такого иезуита, как Просперо (Игорь Ясулович). Все, что у него осталось от памяти предков – мешок, в котором череп любимой мамы. И прежде, чем приступить к "диалогу по понятиям" с двумя спасшимися с корабля – Тринкуло (Илья Ильин) и Стефано (Сергей Колешня), – Калибан Феклистова достает свою святыню, череп мамы, который в принудительной форме заставляет целовать этих молодцов, выброшенных бурей на остров.
Особо достается Тринкуло. И в буре он промокнет больше всех. Неизвестно, от чего он больше дрожит: от количества воды, вылитой на него, или от страха, что под каждым кустом притаилась угроза. Всю роль Илья Ильин играет на цыпочках. Он стремится сжать себя до невидимки, пробежать бочком, чтобы избежать неприятностей. Калибан Феклистова не замечает таких тонкостей. Нежелание Тринкуло целовать череп мамы рассердит его не на шутку. Страх и брезгливость этого тонконогого гостя острова Калибан воспримет как недружеский жест, и схватит его за шею, чтобы в принудительной форме прижать губы Тринкуло к черепу мамы. Опять парнишке не удастся увернуться.
Просперо, как испанцы в Америке, завез на остров огненную воду, вкус которой понравился Калибану, который даже понимает коварную силу напитка, но устоять не может. Грог, который из фляги потребляет Стефано, действует на дитя острова магически. Он богатой жестикуляцией показывает, как необходимо ему это зелье. Язык, заплетавшийся и без того, у Калибана заплетается еще больше, но последнее не означает, что дикарь будет говорить медленнее. Количество и частота слов на неродном языке завоевателей острова увеличится и убыстрится.
Посмотрите фотоленту "Буря" - "русский" Шекспир Доннеллана >>
Новый заговор против Просперо с чужеземцами – это заговор на троих по пьяни. Скорее, здесь игра в заговор, чем коварство зла. Калибан умеет не только пить, но и любить. Когда он осознает, что дочь Просперо Миранду (Анна Халилулина) выдают замуж, что она вот-вот покинет остров, то наружу вырвется вся сила наивного чувства. Он осознает, что вот эту девочку, которую он помнит маленьким ребенком и которая выросла на его глазах, сейчас у него отнимут навсегда.
И он тревожно переживает это "навсегда". И без того наивные глаза Калибана становятся еще больше. Он оказывается неготовым к расставанию с милой красавицей, успевшей стать ему родной. Он не понимает, что есть жизнь за пределами его острова, что люди могут уехать, что есть это самое "навсегда". Обо всем этом не сказано ни слова в роли, но это все сыграно Александром Феклистовым, сыграно столь щемящее чувство, которое выражено с предельной нежностью к своему Калибану.
Деклан Доннеллан ставит спектакль об острове с деспотическим правлением Просперо. Здесь изящный аристократ Ариэль, дух воздуха (Андрей Кузичев) мечтает о свободе, здесь абориген Калибан порабощен и мечтает жить на своей земле так, как жил до вторжения Просперо. Этот остров удален Доннелланом от Британии, равно как и от Неаполя, и куда ближе к нам. Территория власти Просперо – закрытое общество, в котором вынашивается месть всему миру – похожа на наш "багровый остров", расстающийся с идеей господства, рабовладения, мучительно рождающий гуманистические посылы: потребность сострадать и прощать.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
