Ольга Галахова, театральный критик, главный редактор газеты "Дом актера", специально для РИА Новости.
Сергей Женовач, который создал Студию театрального искусства шесть лет назад, последовательно, год за годом, осваивает со своими учениками исключительно прозу. В репертуаре СТИ есть единственная постановка по пьесе как таковой (Н.В. Гоголя – "Игроки"), все же прочее – переделка прозы для сцены: "Мальчики" по роману Федора Достоевского "Братья Карамазовы", "Захудалый род" по роману Николая Лескова, "Битва жизни" по одной из рождественских повестей Чарльза Диккенса. В чеховский юбилейный год Женовач довел свой принцип до тихого вызова. Он ставит не пьесу, не повесть, а "Записные книжки" Антона Чехова.
Манифесты не в природе этого режиссера, но вместе с тем он упрямо и последовательно настаивает на том, что театр и книга неразделимы. Настаивает в тот момент театрального процесса, когда сцена разуверилась в этом самом слове – книга, когда картинка у режиссеров новой формации порой оказывается важнее не только текста, но и смысла авторского высказывания. Чтение есть необходимость жизни, прекрасная потребность человечества, которая стремительно исчезает благодаря внедрению Интернета. С вторжением новых технологий книжная цивилизация грозит погибнуть: вместо библиотеки – электронная библиотека, вместо романа – файл, вместо книги – электронная книга.
Когда смотришь спектакли, поставленные Сергеем Женовачем, то понимаешь, что у этого режиссера в портфеле не ноутбук, а именно книга, не флэшка, а том из полного собрания сочинений автора. Раньше, еще каких-то двадцать лет назад, не было потребности отстаивать право на чтение. Сегодня, когда порой слышатся упреки такой режиссуре в том, что театр сводится к читке, то тут уже есть доля вызова той самой тенденции, которая расцвечивает слово, до конца не доверяя его силе.
Женовач аскетичен в своих построениях мизансцен, он строит диалоги, используя богатую нюансировку текста актерами; легкими, незаметными акцентами дает свою интерпретацию происходящего на сцене. В известном смысле, им не ставится инсценировка, а проявляется слово для театра. Режиссером искусно совмещается авторский текст и речь персонажа. Здесь не разыгрывают по ролям прозу, не растаскивают ее на диалоги, реплики, а прочитывают автора, как бы обнаруживая в массиве текста повод для игры. Здесь не играют события, а рассказывают о том, как случилось событие, выступая не столько актерами на сцене, сколько собеседниками зрителя.
Спектакль "Брат Иван Федорович" по роману Федора Достоевского "Братья Карамазовы" в этом смысле – последовательный шаг режиссера, который остается верным своим прежним убеждениям.
Возможно, не случайно Сергей Женовач строит здесь свое сценическое повествование, ограничив действие только тем, что происходит в романе до суда над Дмитрием Карамазовым. У Грушеньки (Мария Шашлова) только что было свидание с Митей, о чем она рассказывает Алеше (Александр Прошин). Г-жа Хохлакова (Ольга Озоллапиня) обсуждает опять же с Алешей, что надо бы доказать, что Митя был в состоянии аффекта. Ее дочь Лиза (Мария Курденевич) терзает участливого и доброго Карамазова своими эксцентричными идеями, играя в злую барышню. Потом появятся и брат Иван Федорович (Игорь Лизенгевич), и бастард Смердяков (Сергей Аброскин). Словно перед нами прокручивается день накануне суда, когда с тревогой спрашивают про адвоката, перемалывают ради успокоения возможные варианты сценария судебного заседания и возможные вердикты.
Эта суета, спровоцированная тревожной неизвестностью завтрашнего дня, проявляет у Достоевского день сегодняшний, когда Иван Карамазов узнает, кто истинный убийца, а истинный убийца, сознавшись, обвинит, как известно, брата Ивана, и повесится на гвозде.
Сцену художник Александр Боровский превратит в зал суда, в который публика войдет завтра. На авансцене стоят лавки для этой самой публики, а в глубине за ограждением из темноты безлюдного зала правосудия на зрителей смотрят три пустые судейские кресла с двумя столами по бокам для секретарей и делопроизводителей. Художник по свету Дамир Исмагилов ни разу не высветит глубину сцены, не освободит нас от тревоги, не прояснит это нависающее над спектаклем "завтра".
Женовач многие мизансцены повернет к зрителю спиной или развернет актеров в пол-оборота, тем самым давая понять, что публика, пришедшая в театр, оказалась и той, что вместе с героями романа находится в общем ожидании судебного процесса.
Однако важнее не тот гражданский вердикт, который вот-вот состоится, поскольку пространство правосудия в спектакле дышит угрозой, но не излучает потребность в справедливости, а способность героев, главным образом Ивана Федоровича Карамазова, обнаружить, увидеть правду, какой бы беспощадной эта правда не предстала.
Для Женовача именно Иван Карамазов — самая драматичная фигура. Митя в спектакле вовсе не появится. Алеша обречен быть каждому другом, ему все исповедуются, потому что он умеет слушать и слышать душу другого. Его душа живет в гармонии с миром. Даже Смердяков в спектакле здоровее Ивана, румяный, розовощекий, в тулупе и валенках. Трудно представить, что у него падучая. Пошел и убил, потому что хотел стать братом Ивану, его идее.
Иван в этот день до суда над своим братом вынужден прожить свою идею, воочию увидеть в Смердякове, "как слово наше отзовется". В спектакле Студии театрального искусства он не выглядит романтическим героем, потомком Чайльд Гарольда. Это наш, русский мальчик, страстно уверовавший в безверие, уверовавший до болезни. Высокий, долговязый парень, брат Алеша ему по пояс, Иван – не Байрон, он другой. Не демон потому, что в нем живет потребность найти оправдание миру, но на этом пути он попадает в капкан, им же расставленный.
Он не уверовал в высший смысл бытия, и ему является черт – Гость Ивана Федоровича (Сергей Качанов). Женовач так строит мизансцену, что, кажется, от тела Ивана отторгается его часть, которая то липнет к нему, то отскакивает. Качанов играет с восторгом этот фантом мысли Ивана, мелкого беса, добивающего воспаленный ум Ивана.
Надрыв идеи убивает Ивана Федоровича до суда. Он умирает на одной лавке, почти как бродяга, скиталец, а по другую сторону положат тело Смердякова. Оба они приговорили себя до суда.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
