"Бедная горничная! Как это ужасно!", – воскликнула двадцатилетняя девушка, мечтающая о карьере бизнес-менеджера, с которой мы заговорили о скандальном аресте директора-распорядителя МВФ Стросс-Кана. И я поняла, что впервые услышала именно такую первую реакцию – вырвавшееся возмущение и искреннее сопереживание неизвестной женщине, которая, по утверждению полиции, подверглась насилию.
Заурядный криминал попал в мировые топ-новости исключительно из-за имени подозреваемого. Ибо он, в отличие от жертвы, известен во всех странах мира.
И потому мир озабоченно обсуждал, как скажется арест на судьбе евро, кто будет следующим боссом МВФ, кого социалисты Франции найдут на замену Стросс-Кану, так или иначе подмочившему свою репутацию вне зависимости от будущего вердикта суда. Мужчины логически размышляли, кто устроил политику такую подлую "подставу" в Нью-Йорке, и прагматично – какими такими прелестями могла вскружить голову человеку, "у которого есть все", какая-то уборщица, и имеет ли вообще нормальный мужик законное право "сходить налево".
Аналитики пытались выстроить новый электоральный пасьянс – кто же теперь будет баллотироваться в президенты Франции, если такой многообещающий политик, как Стросс-Кан, выпадет из колоды? А Франция ощущала себя униженной и оскорбленной, увидев одного из самых почитаемых людей страны закованным в наручники нью-йоркскими копами в черных робах и узнав, что партийный лидер, который не только примерялся к костюмам, "как у Обамы", но и к роли их президента, помещен в тюрьму для городского дна.
Родина куртуазности и шампанского брезгливо сморщила нос и отвернулась от американской фемиды во всей ее брутальности, а СМИ рекомендовали впредь не показывать зрелище, унижающее национальное достоинство.
"Обычное поведение французского социалиста... Фи, какие вы, американцы, declasse!", – так и написал на смеси английского с французским на форуме "Уолл-стрит джорнал" человек с красиво звучащим именем Джулиан Джеммон III. Ну, побаловался, Ну, не первый раз. Ну, пережал маленько... Такой уж мачо.
Мир на самом деле мало интересовала черная франкоязычная иммигрантка из Западной Африки, которая, скорее всего, считает за счастье мыть унитазы в роскошном отеле Sofitel – и работа постоянная, да и публика с виду приличная, не то что в придорожных мотелях.
Она зарабатывает за месяц поменьше тех трех тысяч долларов, которые запросто мог позволить себе выложить за одну ночь в номере отеля постоялец, разговаривающий с ней на одном языке. Кто она? Молчаливая, если не сказать, замкнутая, мать-одиночка с девочкой-подростком. Женщина с покрытой платком головой, живет в социальных кварталах для ВИЧ-инфицированных. Беженка, получившая политическое убежище в стране с символом в виде Статуи Свободы, когда-то подаренной Францией. Уроженка объятого войнами и распрями региона, где выживают на доллар в день, где с женщинами и детьми нередко именно так и обходятся враждующие между собой мужчины – мимоходом удовлетворив инстинкт.
Таким сложился у меня образ неизвестной банальной жертвы, казалось бы, банального происшествия.
Пострадавшая без заявлений для прессы, без прошлого, даже без имени, эта горничная так символически безымянна, что может стать собирательным образом миллионов подобных ей самых скромных тружениц, формирующих основу социальной пирамиды любого общества. Не таких ли простых согражданок и сограждан намеревался осчастливить социалист Стросс-Кан? Не миллионы ли таких же горничных, уборщиц, посудомоек, уличных торговок он, по роду службы, должен был спасать от голода и нищеты, как это значится в уставе МВФ?
Я признаю презумпцию невиновности. Но вознесшийся на вершину величия политик по меньшей мере не единожды солгал за последние пять дней после снятия с борта лайнера, заводящего двигатель на Париж. Сначала его адвокаты утверждали, что на момент нападения на бедную горничную их клиента вообще не было в гостинице и он обедал с дочерью в ресторане. Затем упомянутая дочь выпала из контекста, и вместо нее за обеденным столом появился некий друг. Позже, после первых показаний прокурора в суде, у защиты возникла новая версия – все в Sofitel произошло примерно так, как в протоколе, но только без насилия, а по полному взаимному согласию. Прямо как у Билла Клинтона со стажеркой.
Скандальная эпопея Клинтона с Моникой Левински переросла в общенациональное судилище не за то, что "сходил налево", а за то, что солгал под присягой. Фраза "у меня не было сексуальных отношений с этой женщиной, мисс Левински" стала поводом для начала импичмента. Хотя пойманный на слове президент США объяснил нации, что все дело в разном понимании, что такое секс. В интерпретации Клинтона, Стросс-Кан также чист по главному пункту обвинения.
Может быть, в современном мире это считается нормальным для политиков столь высокого ранга – лгать, ускользать, выкручиваться любой ценой, намереваясь даже привлечь в лжесвидетели собственную дочь, как попытался сгоряча "незаменимый" Стросс-Кан? Вот и Клинтон выкрутился в итоге, "изменив" разок электорату. Конгресс не пришел к единству, жена простила – и американцы утерлись. И ничего, добыл второй президентский срок, и выступает перед публикой за большие деньги, и пользуется авторитетом и влиянием. Или сильные сраму не имут? Или мы даже и не ждем от них честности, заведомо зная, что во власть нынче идут не затем, чтобы смотреть нам в глаза и держать отчет, а просто обвести вокруг пальца?
"В уголовном мире то, что приписывают в протоколах Стросс-Кану, назвали бы "опустил", – поделился мнением коллега, пишущий о жизни мафии. Мне кажется, в этой формулировке – квинтэссенция того, как "осчастливливают" свой электорат многие политики разных стран и разных рангов, опьяненные афродизиаком власти.
Сколько историй о хамстве, унижении, а то и насилии вам расскажут скромные официантки, обслуживающие гуляния чиновников на просторах СНГ, горничные отелей в глубинке, где "отвязывается" командированный госслужащий из столицы и области, секретарши, представительницы младшего и среднего персонала, терпящие зарвавшегося босса из страха потерять работу! В России, Белоруссии, на Украине, в Молдавии – им и в голову не придет набрать телефон милиции или полиции, как это случилось в Нью-Йорке. А если и наберут – кто даст ход такому делу, по представлению нашего построенного на сексизме истеблишмента? Не убил, не искалечил, не "малолетка" – ну и ладно, поплачет и перестанет.
"Какой у тебя размер бюста?", – помнится, ошарашил меня свои хамством один мелкий чиновник из свиты очень высокого государственного мужа, перед тем как свалиться под стол в ресторане, куда был приглашен для неформальной деловой встречи – отнюдь не подчиненными, не зависимыми, не "тихими и молчаливыми", а несколькими вполне солидными журналистами! Все завершилось “по взаимному согласию" – мы позвали огромного, как шкаф, водителя, который со знанием дела загрузил "павшего седока" в автомобиль с мигалкой и отвез на постой. Но совершенно понятно, что даже для такой сошки из свиты это был привычный формат общения.
Эйфория под воздействием афродизиака власти проявляется по-разному, не обязательно с сексуальным уклоном, но всегда бесцеремонно, бесстыдно и, как правило, безнаказанно. Вам не приходилось ощущать себя вот такой же горничной в гостинице Sofitel?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
