Такая случилась история. Молодого человека задержали в магазине, где он оказался свидетельством кражи. В момент кражи, как я понял, сработала сигнализация, двери магазина закрыли жалюзи, приехавшая милиция задержала и преступника и нескольких свидетелей, всех привезли в отделение.
Одним из свидетелей оказался артист Алексей Вертков, кто смотрел "Палату №6" Шахназарова, он там играет главную роль – Громова. На днях Антон Долин, известный кинокритик, рассказал, что видел уже новый фильм Звягинцева, который сейчас покажут в Каннах, говорит, – ничего лучше давно не видел, и у Звягинцева – лучший фильм, и вообще, и Верткова хвалил, который играет там одну из главных ролей…Чувствую, что отвлекаюсь, – это понятно, мне о театре рассказывать приятнее, чем о том, как попал артист Вертков в милицию. И как был сорван по этой причине спектакль "Игроки" по Гоголю, где Вертков играет Степана Ивановича Утешительного, очень хорошо играет, смешно, – он вообще отличается этим, относится к редкому типу актеров, которые чувствуют и умеют сыграть и трагедию, и комедию, и плакать заставят, и рассмешат.
А тут – не до смеха.
Когда приехала милиция, он на какое-то время из свидетелей "перекочевал" в одного из подозреваемых. Потом все выяснилось, его отпустили. Но спектакль играть было уже поздно, а в спектаклях Женовача, – по-моему, так во всех, но в "Игроках" в частности, – у актеров нет второго состава. Поэтому "Игроков" отменили, перед зрителями извинились и вернули деньги. Директор театра написал письмо Начальнику УВД по ЮАО г. Москвы, через месяц получил ответ от заместителя начальника УВД по ЮАО г. Москвы.
Я на всю эту историю стараюсь смотреть "со стороны", как на новую пьесу, сюжета которой, в отличие от "Гамлета" или уже упомянутых "Игроков", не читал, и на сцене не видел. Из участников-исполнителей знаю одного Верткова. Я видел его в "Мальчиках", спектакле, который, когда еще никакого театра не было, играли в ГИТИСе, в Среднем Кисловском переулке, в 39 аудитории на третьем этаже. Потом – в театре, во всех спектаклях, где он играет. С директором театра – ну, разве что знакомы, но в общем знаю его, я так думаю, не лучше, чем замначальника УВД по ЮАО г. Москвы.
"Уважаемый Александр Владимирович…" – обращается в УВД по ЮАО г. Москвы директор театра. И подробно – на страничку (это около двух минут сценического времени) – излагает историю, которая разворачивалась сперва в одном из торговых центров Даниловского района, место действия второго акта – в ОВД Даниловский. Как Вертков сообщил сотрудникам милиции (или – полиции уже?), что опаздывает на спектакль. Не поверили? Милиционеры и не должны никому верить на слово, тем более, когда преступление – налицо, а участники его, злоумышленники, еще не признали свою вину. Но милиционеры не поверили и директору театра, который не раз и не два звонил и просил, умолял отпустить актера, ссылаясь на то, что на улице Станиславского, где располагается Студия театрального искусства, собрались зрители, что декорации на сцене, актеры другие в театре ждут, надев свои костюмы. Директор просил: "Если свидетель А.С. Вертков не опасен обществу – отпустить его в театр на любых ваших условиях с 19-00 до 21-00".
В этом месте я, естественно, вспоминаю фильм Эльдара Рязанова "Берегись автомобиля". Кино, конечно, к правде отношение имеет опосредованное, и тем не менее там, со всеми полагающимися мерами безопасности, преступника Деточкина в наручниках привозят в театр и разрешают сыграть премьеру. Без ущерба для торжества правосудия. Милиционеры, конечно, не обязаны ходить в театр, тем более – во все московские театры и знать в лицо всех актеров. А с другой стороны – никто же не может поручиться, что среди многотысячной армии российских артистов нет таких, которые способны при определенном стечении обстоятельств преступить закон. Могут, и мы знаем, и милиционеры – тем более: Галкин, увы, покойный, устроил драку в ночном клубе, Юматов – выстрелил в человека... Да и не странно, как любят говорить военные, оправдывая случаи неуставных отношений, – если общество больное, если в обществе имеются какие-то язвы, практически невозможно, чтобы в армии не было вовсе ни этих болезней, ни этих язв. Но Вертков-то тут, как я понимаю, не при чем, поскольку к вечеру, вернее, поздним вечером, разобравшись во всем, его отпустили и больше уже в милицию не вызывали.
Директор театра в своем письме задает несколько вопросов, некоторые, впрочем, вполне риторические, и попутно сообщает высокому начальнику некоторое количество информации о театре, лауреате разных высоких профессиональных наград. Ответ из милиции – по-военному четкий: "Сообщаю, что Ваше обращение с информацией о неправомерных действиях сотрудников ОВД по Даниловскому району г. Москвы в отношении А.С. Верткова руководством УВД по ЮАО г. Москвы рассмотрено. Проведенной проверкой нарушений служебной дисциплины и законности в действиях сотрудников органов внутренних дел не выявлено". Подпись.
А в армии как говорят? Кто служит по уставу, завоюет честь и славу.
Вот и вся история.
Ничего особенного, ничего необычного, в театре в таких случаях говорят – рутина.
В этой истории все выполняли свой долг, вернее, и те, и другие приложили все силы, стараясь его выполнить. То есть налицо – совершенно естественная ситуация, если хотите, единственно возможный алгоритм поведения. Милиция ведь исходит из общественной пользы и, по ее разумению, задержанного на месте преступления гражданина следует задерживать до полного выяснения личности и всех обстоятельств. Этого требует общественная польза, если угодно, в этом – миссия милиции, ныне – полиции.
Свое понимание общественной пользы имеется и у театра. И театр – театр тоже ведь имеет представление об общественной пользе, она – в том, чтобы ставить спектакли, играть их, такие, которые будут сеять во все стороны разумное, доброе, вечное.
Они сошлись... как медь и медь, верней, как лед и пламень, два представления об общественной пользе, и случилась авария, поскольку в итоге не сработала ни та, ни другая: одна, общественная польза милиции, "провернула вхолостую", при этом помешав реализации общественной пользы театра.
И что?
В том же, уже упомянутом шедевре Рязанова, в "Берегись автомобиля", не менее хрестоматийный момент. Попытка угона, как обычно. "Кто свидетель?" – "Я свидетель. А что случилось?". Смешно, хотя, если с другой стороны на все это взглянуть, в этом – нормальная позиция советского человека, привыкшего, наученного помогать правоохранительным органам, так воспитывали советских людей. Как, впрочем, и американских. Поэтому там и сегодня каждый честный гражданин готов помочь полицейскому. А у нас – не любой и, если есть такая возможность, – от контакта постарается уклониться. От любого. Потому что история актера Верткова – частный случай, очень показательный в этом смысле и чрезвычайно убедительный аргумент в пользу скромного незаметного существования. Можете быть свидетелем, понятым? Могу. В принципе могу, а сейчас – нет, извините. И – под благовидным предлогом ускользнуть. Потому как любое такое сотрудничество чревато неприятными последствиями. В самом уж невинном случае: пока будешь ждать своей очереди, наслушаешься милицейского мата, поскольку редкий милиционер у нас помнит, что эти все слова "в девичестве" – грубые, очень грубые. И человек уже подсознательно старается обойти "место происшествия". Не был, не состоял, не участвовал.
Вот о чем речь: мы и когда не виноватые – не чувствуем, что можем найти у милиционера защиту. И вот сейчас, когда по телевизору показывают проштрафившегося Доминика Стросс-Кана, понимающие говорят: "Ну, не виноватый человек держался бы по-другому". У них – наверное. А у нас – каждый, почти каждый сможет вытащить из памяти историю, когда он сам или кто-то из близких оказывался в милиции, как скоро ты чувствуешь себя там виноватым, как в детстве, когда в пионерлагере пропадала из комнаты чья-то вещь и ты понимал, что под подозрением – все, ты в том числе. И неприятно было. Я понял: милиция у нас воспринимается местом, где о тебе думают плохо. И относятся – соответственно. И к уже имеющимся "своим" примерам каждый теперь получил еще один, дополнительный, – историю актера Верткова.
Ведь его больше не вызывали в милицию, следовательно, он ни в чем не виновен. Следовательно, – исходя из своего понимания общественной пользы и положительного имиджа органов внутренних дел в целом – можно было пусть не извиниться, но выразить сожаление, что зрители остались ни с чем.
Вспомнил, как мой дядя композитор Шварц дорожил двумя грамотами, подписанными тогдашним министром внутренних дел СССР Щелоковым, – за музыку, написанную к каким-то двум картинам из жизни милиции, наверное, за "Возвращение "Святого Луки", а за что еще – я не знаю. Очень помогали эти грамоты при неожиданных контактах со стражами правопорядка. Я вот думаю: надо эту традицию не прерывать, вроде бы мелочь, а уже актеры будут нашей милицией довольны. Или полицией? Ведь это – не одно и то же.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
