Оказалось, что убить бен Ладена - полдела. А может, и меньше. Другая половина (а может, и больше) - как подать долгожданное возмездие, как преподнести его мировой общественности. Насколько детально была просчитана сама операция штурма резиденции террориста №1, настолько изложение ее фабулы оказалось импровизационным и противоречивым.
Почти сразу официальные лица стали путаться в показаниях о том, как все происходило на деле. Сначала мелькнула информация, что бомба прикончила террориста. Со слов одного авторитетного источника, бен Ладен оказал вооруженное сопротивление и был застрелен. По другой информации, его пленили, а уж потом прикончили.
Еще одна версия: он не был вооружен и был без колебаний расстрелян.
Последняя новость: он, все-таки, был вооружен - в одной руке держал Калашникова, а другой тянулся к Макарову.
…Казалось бы, ну, что может быть прозрачнее того сюжета, что отслеживался видеокамерами от начала операции до ее финальной точки. Той самой операции, которую наблюдали в прямом эфире сам президент с госсекретарем и еще с несколькими ответственными сотрудниками Белого Дома. И, все-таки, разночтения хода ее в заключительной части оказались вопиющими. И, понятное дело, не случайно. Лукавство растерянной администрации перед лицом желанного результата довольно очевидно.
Проблема, конечно же, не в политико-юридических основаниях действий американских спецназовцев на территории суверенного государства. Бен Ладен признан врагом №1 один не только Америки, но и всего цивилизованного человечества. Этот статус позволил Штатам не церемониться с соблюдением международно-правовых норм.
Более существенная закавыка в некоторых этических нюансах. Они-то постепенно и выползли на первый план. Одно дело прикончить террориста в перестрелке; другое - застигнуть его безоружным, в кругу семьи и шлепнуть злодея на глазах у детей. Не этому нас учили голливудские блокбастеры. Там, когда наступает время развязки, герой и злодей вступают в поединок на равных условиях. А вот так победить персонифицированное Зло, как об этом сначала поведали официальные источники… Такое, по нынешним политкорректным меркам, выглядит некрасиво при всей справедливости исхода дела.
Чувства многих граждан по обе стороны океана выразил Архиепископ Кентерберийский, примас всей Англии и глава всех англикан Роуэн Уильямс: "Я думаю, что убийство безоружного человека всегда оставляет неприятный осадок, так как вызывает сомнения по поводу справедливости правосудия".
Я бы еще выразил сомнения по поводу нравственности такого правосудия. А тут и ливийский фон: накануне в интересах торжества гуманизма нечаянно были убиты сын и внуки Каддафи.
Утяжелило осадок ликование американцев на площадях и улицах Вашингтона и Нью-Йорка по поводу смерти бен Ладена. Поскольку оно невольно срифмовалось с памятными плясками на палестинской улице. Пляски на костях - будь то невинные жертвы или те, кто преступил человеческие нормы общежития, - одинаково невозможны. Все-таки, на дворе глобализованного мира стоит ХХI век.
Не только этические моменты заставили официальных лиц на ходу переигрывать сюжет операции. Понятно же, что в охоте на Усаму спецслужбы имели дело не с одним Усамой, но еще и с его мифологическим двойником. И который из них представляет большую угрозу для современного мира, еще не известно. Ведь, как это нередко случается, смерть прототипа, мифологического образа (особенно если она насильственная) продлевает жизнь самого образа и делает его более могущественным, действенным.
Мы привыкли, что прошлое, хотя бы и не слишком отдаленное, двоится. Оно предстает нам в виде мифологии, на полях и в сносках которой ютится историография. Такова уж природа восприятия исторических событий массовым сознанием. Сегодня, благодаря усилиям глобальных медиа, неудержимо массовизирующих индивида, этот же эффект характерен и для сиюминутной реальности.
Бен Ладен и при жизни был больше символом, чем реальным человеком во плоти и крови. А после своей гибели он рискует стать сверхсимволом.
Потому и думаю, что противоречивость информации о его смерти скорее отражает колебания президента и его сотрудников в отношении к мифологическому двойнику бен Ладена, нежели что другое.
Нежели, например, представить стопроцентно убедительные доказательства того, что Усама, а никто иной, мертв. С этим и связано решение президента не предъявлять мировой общественности снимки расстрелянного террориста. СМИ, требующие выдачи снимков мертвого Усамы в качестве свидетельства о его смерти и готовые по этому поводу судиться с администрацией президента, могли бы лучше вытребовать видеозапись хода самой операции. Ту, которую наблюдали Обама и Клинтон. Она - самое верное свидетельство о смерти.
И потом: если руководство Аль-Каиды поверило в гибель своего вождя и удостоверило ее своими клятвами отмщения, то, значит, мы имеем дело с непреложным фактом, что, впрочем, может и не помешать появлению виртуальных бенладенов, каждый из которых будет рассказывать свою историю чудесного спасения.
По-настоящему, однако, опасны не эти лжеладены. По-настоящему опасен тот Ладен, что мертв, поскольку теперь будет жить как не материальный и потому неуязвимый символ.
Такова одна из издержек глобального медипространства, в границах которого стремительно нарождаются мифы и начинают путаться у реальности под ногами. Миф невозможно разоблачить, его нельзя осудить. И нет такой казни, которой следовало бы его казнить. Американцы это вовремя поняли. У спецназовцев, судя по всему, была возможность захватить бен Ладена живым. Не исключено, что они это и сделали. Тогда последовала команда: огонь на поражение. Из двух зол они выбрали меньшее, как им в тот момент показалось.
***
Если обстоятельства атаки террористов 11 сентября были как бы списаны с голливудских боевиков, или, по крайней мере, ими вдохновлены, то на сей раз кинобоевики, что снимут несколько позже, вынуждены будут последовать за реальностью. И оснастить ее житейскими обстоятельствами, психологическими нюансами, непредвиденными осложнениями.
А то, что сейчас просачивается в прессу, в Интернет, на экраны телевизоров - это как бы синопсис того сценария, что ляжет в основу грандиозного голливудского зрелища. Это, пожалуй, то немногое, что может голливудская фабрика блокбастерных грез противопоставить мифологии радикального ислама. То есть попытаться один мифологический клин выбить другим мифологическим клином.
Дело это не столь уж безнадежное, как может показаться на первый взгляд. Палестинская и вашингтонская улицы, ликуя по поводу своих побед, говорят на одном языке - на языке массового сознания, коим в совершенстве владеет Голливуд.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
