Николай Троицкий
При жизни Петра Столыпина не раз забрасывали камнями, швыряли в него бомбами, стреляли и дострелили. Посмертно над его могилой долго и тщательно надругались большевики. Предъявляли народу столыпинский галстук – виселицу, и столыпинский вагон для перевозки зэков.
Однако Столыпин как исторический образ и бренд преодолел гонения. Его наследие изучают не меньше, а то и больше, чем работы его оппонента Ульянова-Ленина. И дело отнюдь не Ленина, а Столыпина, скорее сегодня живет и побеждает.
Его первый московский памятник, возле дома правительства, на видном месте, пожалуй, важнее сотен гипсовых, каменных, глиняных клонированных Ильичей. Он хотел десять-двадцать лет стабильной жизни для государства. Но всем мешал. И сверху, и снизу.
Дряхлеющее самодержавие боялось его революционного напора. Поджигатели гражданской войны и организаторы великих потрясений боялись, что Столыпин железной рукой уничтожит питательную почву для революций. А интеллигенция требовала от него гуманизма, как будто можно гуманностью одолеть бешеную стихию.
И в этих антисанитарных условиях ему приходилось двигать реформы, которые все, кому не лень, пытались торпедировать и пустить под откос. Счастливых реформаторов нигде не бывает. Но в России даже не так: хороший реформатор – мертвый реформатор.
Лишь после смерти им воздаются почести. Иногда, как в случае со Столыпиным, сто лет спустя. Да вопрос тут не совсем политический. Еще Высоцкий писал: "Не скажу про живых, но покойников мы бережем".
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
