К Михаилу Козакову до его кончины коллеги, по моим наблюдениям, относились по-разному. Кто-то со здоровым скепсисом. Кто-то - с нездоровым. Многие его любили. Иные - не то, что ненавидели, но недолюбливали.
И любили, и не любили по одной причине: при всей открытости и коммуникабельности, был он человеком не от мира сего. Это и располагало к нему, и раздражало в нем.
Даром, что ли, в последние лет 20 артист не удостоился ни одной награды. Это при изобилии всевозможных негосударственных кинематографических и театральных наград. Про государственные молчу. Государство тоже помалкивает.
На предложение коллегам-академикам отдать "Нику" Козакову был обезоруживающий пару месяцев назад ответ: "Он же не прилетит на церемонию, отчего "спектакль" в Театре Оперетты "проиграет в своей выразительности".
Конечно, проиграл бы. Но, может быть, не так горько было бы уходить из жизни самому Мише… Может быть, тогда не завещал бы: обойтись без гражданской панихиды…
***
После кончины его все полюбили. Более прочих его возлюбили лица юридические - телеканалы, пороги которых он обивал со своими проектами и идеями. В последние годы - безуспешно.
Смотреть фотоленту "Прощание с народным артистом России Михаилом Козаковым" >>
От смерти артиста каналам вышла рейтинговая польза. Причем двойная.
Во-первых, не затрудняя себя поисками повода, можно было крутить в режиме "нон-стоп" фильмы, сделавшие имя артисту, принесшие ему славу.
Во-вторых, теперь никто не в состоянии помешать таблоидам копаться в его биографии. Кроме совести, которой нет у тех, кто этим занимается.
…Я его немного знал лично. С ним можно было разговаривать часами "за искусство". Он был готов часами читать стихи, если ты был готов часами их слушать. Его романы и браки являлись притчей во языцех. Он был действительно, казалось бы, не в меру влюбчив. И сверх меры ненасытен. Но не в том смысле, какой напрашивается при этих словах.
Его истинной и всепоглощающей страстью была Мировая Культура.
В Культуру многие влюбляются. Заводят с нею романы. Иногда продолжительные и счастливые, иногда - на уровне интрижки. Бывает, что вступают с ней в брак. В том числе, и по расчету. Потом разводятся или живут вместе по инерции, по лени и, опять же, по расчету. Тут нередки измены, попытки переиграть судьбу, вернуть прежнюю любовь той, которой ты уже постыл…
***
В случае с Козаковым брак с Культурой оказался заключенным на Небесах. Это было видно невооруженным взглядом. И вот именно этой любви он был предан бесконечно. И тогда, когда был в силе. И когда силы стали покидать его.
Смотреть фотоленту "Сцена, поэзия и кино Михаила Козакова" >>
Одно из последних его творческих пожеланий - снять сериал о жизни и смерти великого Михоэлса.
Желание не было случайным. Михоэлсовским Лиром вдохновлялся Козаков, играя своего Лира на сцене Театра Моссовета.
"Лир" - из тех шекспировских трагедий, что издавна привлекает внимание глубоких умов и бездонных сердец в минуту душевного и мировоззренческого кризиса. На него в свое время обернулся Лев Толстой и раздраженно оттолкнул от себя неудачливого в старости монарха, чтобы затем, по иронии судьбы, повторить в общих чертах его трагический уход.
Обращение к "Лиру", постижение Лира - это, хочешь, не хочешь, мучительный и беспощадный эксперимент над собой и над средой.
Михоэлс экспериментировал с незащищенной человечностью в середине 1930-х годов. Козаков продолжил испытание в начале XXI века. Разные эпохи, ситуации, обстоятельства, режимы, но цена независимой, страдающей и сострадательной человечности неизменна. В том смысле, что бесценна.
В 2003 году, когда состоялась премьера, я, каюсь, не придал ей значения, не вник в ее замысел и в смысл. Сейчас картины того, что видел, выплывают из подсознания. И та финальная сцена, где король в рубище спускается с приподнятого помоста на авансцену… И все, что он мог сказать, сказано (но не произнесено вслух): "Король умер. Да здравствует человек".
***
Роль Лира для артиста, перевалившего гору времени, и спускающегося по склону своих лет, - подарок судьбы. Ну, а роль Гамлета в самом начале актерской биографии - это просто чудо, свалившееся с Неба. Ее он получил
Из рук театрального могиканина той поры Николая Охлопкова.
То был знаменательный для своего времени спектакль. Шел 1956-й год. С оттепелью пришло осознание порвавшейся связи времен. Юный и романтичный принц датский Михаила Козакова был исполнен нешуточной надежды восстановить ее. Очень скоро стало понятно, что это не под силу первому, на тот момент еще не поротому поколению послевоенных как лириков, так и впоследствии физиков.
В том же 1956 году он стал "принцем" советского кино, правда, в глубоко отрицательной роли. Я имею в виду фильм Михаила Ромма "Убийство на улице Данте", где актер убедительно сыграл молодого французского нациста. Потом пришла настоящая слава с фильмом "Человек-амфибия". И опять - роль злодея. Такова его была в то время участь. Молодой артист был слишком импозантен, чтобы играть простых советских парней. Он слишком смахивал на западного иностранца, который в глазах простого советского человека всегда смахивал на врага народа. По причине недостаточно русской наружности, Госкино не позволило режиссеру Владимиру Мотылю снимать Козакова в "Звезде пленительного счастья". Ему там предназначалась роль одного из русских аристократов. Но, увы, по представлению ответственного кинематографического функционера, профиль артиста для этого не подошел.
Он подошел для другого персонажа. Так ему выпала доля сыграть главного борца с врагами народа Феликса Эдмундовича Дзержинского. За это ему советская власть кое-что простила. В частности, публичное чтение Ахматовой, Бродского. За это ему было дозволено снять "Покровские ворота" по одноименной пьесе Леонида Зорина.
***
Почему-то эта водевильная история живет так долго и так счастливо. Почему?.. Сейчас она кажется правоверно советской. А в 1982 году она такой не показалась идеологическим начальникам. И они были правы. В сущности, "Покровские ворота" были о ностальгических переживаниях повзрослевшего Костика по оттепели, по иллюзиям ею порожденным и вдрызг разбитым.
В ретроспективной части сюжета все кончается хорошо. Подкаблучник Хоботов вырвался из-под власти своей супруги и умчался на мотоцикле Савронского в будущее, в то, которое наступит через двадцать лет, где его уже поджидает повзрослевший и помудревший историк Константин Ромин, наблюдающий за тем, как рушатся арбатские дома, на месте которых уже выросли железобетонные "челюсти" Москвы.
Но это бы ладно, полагали начальники. Пусть бы и потешились авторы своей интеллигентской тоской по своим былым обольщениям. Но ведь они, авторы, позволили себе намеки на зловещее будущее интеллигенции.
Маргарита Хоботова его вернее всех историков предчувствовала.
Предчувствие ее не обмануло. Как мы теперь знаем.
Советская интеллигенция слишком долго зависела от Маргариты Павловны, чтобы, освободившись от ее мудрого руководства, смогла выжить. Она по большей части и не выжила.
***
Для Миши Козакова слом эпохи в 1991 году оказался особенно болезненным. Он был тогда внештатным артистом, вне партий, вне компаний.
Когда он в первый раз покидал страну, то на вопросы журналистов о мотивах отвечал, не вдаваясь в высокие материи. Говорил больше о бытовых проблемах: семья большая, ее надо кормить…
Но в одном разговоре прорвалось решающее: "Уезжаю, потому что еще не все кино посмотрел". Его второй отъезд - это уход короля Лира.
Король снова умер. Но да здравствует человек, да здравствуют его роли и фильмы. Да останется с нами память о нем.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
