Дмитрий Косырев, политический обозреватель РИА Новости.
Визит главы китайского правительства Вэнь Цзябао в Малайзию и Индонезию – событие, которое наверняка очень важно для жителей этих двух стран. Обстоятельства, сопутствующие этому визиту, должны быть интересны скорее для внешнего мира, не обязательно относящегося к Азии.
Обстоятельств таких как минимум два. Первое – это феномен странного роста торговли, например, между Китаем и Малайзией: на 42,8% в прошлом году.
Теперь торговля эта (74,3 миллиарда долларов) больше, чем российско-китайская (и это притом, что Китай – первый из торговых партнеров России). И второе обстоятельство, трудно сводимое к одной цифре или факту – это эволюция того, что называлось бы внешнеполитической доктриной Китая, если бы китайские власти решили именовать ее именно так.
Китайские деньги
Когда лидеры Китая и России, так же как и Индии, Бразилии и ЮАР, встречались совсем недавно на китайском острове Хайнань на саммите БРИКС, мир с любопытством следил за их не очень ясными разговорами насчет валют, квот разных стран в МВФ и прочем. Типичная реакция на краткие заявления на эту тему такова: это – политическое давление на повелителей "старых" валют, доллара и евро. Грозят, в общем. А что в итоге будет – совершенно непонятно: то ли китайский юань станет еще одной мировой резервной валютой, потеснив падающий доллар, то ли…
И это понятно. БРИКС – тут пять весьма разных стран, с разными деньгами, и много конкретики от них не получишь, кроме общего желания ускорить подрыв монополии доллара и евро.
Но вот как примерно та же ситуация выглядит на уровне конкретики, и без географического разброса. Китайский премьер Вэнь уже встретился с премьер-министром Малайзии Наджибом Тун Разаком, сказал для СМИ несколько общих слов. А уже сегодня, в четверг, агентству "Синьхуа", объясняя смысл визита, дал интервью заместитель министра финансов Малайзии Лим Сян Чай (малайзийский китаец, понятное дело). Он сказал: Китай должен взять на себя лидерство в создании единой азиатской валюты. Такая валюта уберегла бы растущую Азию от взлетов и падений тех же доллара и евро, и еще больше подстегнула бы региональную торговлю.
То есть не Китай навязывается другим со своим юанем, а как раз наоборот. Вдобавок такая валюта – логичный шаг после вступления, в прошлом году, в силу соглашения о зоне свободной торговле между Китаем и десятью странами АСЕАН. Будет легче рассчитываться. Кстати, эта зона и есть объяснение феномена резкого скачка китайско-малайзийской торговли.
Ну, и есть дополнительные соображения – это очень крупные китайские инвестиции, которых в Малайзии, Индонезии и не только там радостно ждут. Хотя уже сейчас обсуждается два многомиллиардных проекта, один – это малайзийский участок скоростной железной дороги Сингапур – Куньмин (юг Китая) и нечто, называемое в Малайзии "межгородское метро". В общем, Китай всерьез полюбил скоростные поезда и теперь их экспортирует.
Наконец, есть еще интересные сюжеты с торговлей китайскими государственными бондами на малайзийской бирже, и это все тоже к одному – что не ради политической болтовни, а по вполне практическим соображениям китайская валюта занимает в Азии свое почетное место.
С кем дружить – с властью или народом?
Малайзия и Индонезия – только малая часть китайской внешней политики, которая куда активнее (и получает куда больше выгод) в Азии, Африке и Латинской Америке, чем, скажем, в Европе. Эта внешняя политика носит, или старается носить, подчеркнуто экономический характер – вот и сейчас в Малайзию и Индонезию поехал глава китайского правительства, а не государства. Но события последних лет буквально насильно втягивают Китай в политические споры на мировой арене и заставляют высказывать какие-то чисто политические концепции.
Конечно, дело в арабских бунтах, в чем же еще. Они всерьез подрывают основы той идеологии, которой Китай фактически руководствовался в последние годы.
Например, всего Китай оказал помощь развивающимся государствам на 39 миллиардов долларов (то есть дал денег даром или в кредит под низкие проценты). Построил в мире 130 школ, дал стипендии 70 тысячам студентов, и так далее. И, как с гордостью заявляет Белая книга по финансовой помощи (представлена миру 27 апреля) вся эта помощь не имеет никаких политических условий. То есть демонстративно не требует никакой демократизации по европейско-американскому образцу.
До сего дня именно эта фактически внешнеполитическая доктрина Китая приносила ему выгоду и позволяла легко обходить и США, и европейцев по всему миру. Вплоть до того, что если вы спросите, какая мировая держава сейчас имеет наибольшее влияние в Африке, то ответ скорее всего будет – Китай.
Но именно в Африке у Китая уже возникали проблемы, в чем-то похожие на нынешние ближневосточные неприятности. Это было (и есть) в Зимбабве и Судане, двух странах, считающихся на Западе образцами неправильных режимов. Если занимаешься экономическим сотрудничеством, то нельзя не иметь дело с режимом. Режим Мугабе привел Зимбабве к экономической катастрофе. Как не пострадать в момент его смены, особенно если это будет революция? Китай с трудом решает эту проблему. А еще есть Судан, давний партнер Китая, который сейчас и вовсе раскололся на Север и Юг.
Ну и, конечно, арабские бунты – совсем не пустяк для страны-импортера нефти, подобно Китаю. Запад нехотя сделал выбор в пользу поддержки (в том числе, как в Ливии, военной) любой оппозиции прежним режимам. Китай всегда выступал за стабильность, по собственному опыту зная, что любые народные волнения и революции всегда означают убийства и разрушения, а потом задержку в развитии минимум на десять лет. Но что делать, если старый режим, как в Египте, уже фактически пошел под суд, а нового нет, и когда он установится, неизвестно? Разумно ли в такой ситуации продолжать выступать в роли "альтернативы Западу", принуждающего всех к демократизации? Кто в итоге окажется прав, и что такое "в итоге"?
От того, как Китай ответит на этот вопрос, зависит многое в будущей мировой политике. Тем с большим удовольствием китайские лидеры посещают страны типа Малайзии или Индонезии, воплощающие собой верность пекинской внешнеполитической философии: развитие несет более сладкие плоды, чем бунт.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
