Александр Архангельский
На Пермском экономическом форуме, который состоялся на прошлой неделе, среди прочего, прошло заседание консультативной группы комиссии по модернизации. Звучит страшно, а тему обсуждали интересную: связана ли наша налоговая система с тотальным угасанием гражданской активности. И многие говорили: да, связана. В начале путинской эпохи с обществом была заключена неформальная сделка: мы, власть, не лезем в вашу жизнь, а вы, народ, не мешаете нам править. Не лезть в жизнь, среди прочего, значит ввести плоскую шкалу минимально допустимого налога и собирать его обезличенно, через работодателей. Как во времена орды брали дань и заплатившим позволяли жить по-русски.
Недаром возникают многочисленные социальные конфликты, связанные с транспортным налогом, который собирается индивидуально; люди подсознательно ощущают связь между деньгами, которые они уплатили в казну, и своими требованиями к тем, кто этой казной управляет. А что касается подоходного налога, то он в прямом смысле слова отдается как дань, про него никто не вспоминает. И гражданственность тут ни при чем. Если же мы будем сами подавать ежегодную декларацию и подсчитывать уплаченные деньги, это неизбежно приведет к перемене психологической установки. Не "отвяжитесь от меня", а "отчитайтесь, на что пошло".
Но звучала и другая мысль. Которая сейчас, конечно, не пройдет, но к которой, я уверен, мы обязательно вернемся. О том, что для государства вера или атеизм, принадлежность к той или иной конфессии или утрата связи с ней должны быть вопросами не метафизическими, а практическими. Прежде всего, как раз, налоговыми. Государство не может, не должно заглядывать в нашу бессмертную душу и пытаться угадать: а во что сей гражданин действительно верует? Ни на словах, ни в ответах на вопросы переписи населения, а в жизни. Оно может лишь спросить: за кого и за что ты готов заплатить? За православную конфессию? За католиков? За иудеев? За ислам? Или ты не связан ни с одной религией и хочешь получить увольнительную от церковного налога?
Так, в тех или иных формах, с определенными оттенками, устроено в разных европейских странах, Германии, Исландии, например. Ничего циничного тут нет: государство как бы выступает в роли сборщика традиционной десятины, не более того; себе ничего не оставляет, только администрирует; взамен получает одно: реальное, через карман, подтвержденное расположение или нерасположение граждан к вере и Церкви.
Быть православным (с позиций государства) значит поучаствовать в финансировании жизни православия. Быть атеистом – потратить сумму церковного налога на себя любимого. Потому, что вечной жизни нет, надо успеть до конца насладиться всеми благами цивилизации.
Будь такой налог у нас, наверное, разом прекратились бы споры о том, чего же хочет наше народонаселение, симфонии государства и православной церкви, исламизации или светскости. Исчез бы соблазн подкинуть одним и недодать другим. Наверное, тогда бы оказалось, что православных у нас не 70 процентов, как по опросам, но и не 5, как получается, если считать по тем, кто выстоял ночную литургию на Пасху. И мы бы узнали, насколько правдивы представления о всеобщей исламизации Юга. Много чего бы узнали интересного.
Конечно, будет много недовольных, в том числе и в церковной среде: как так, нас заставляют ориентироваться на мытарей. Нет, на мытарей – не заставляют; но и на фарисеев не советуют. Если мы хотим, чтобы как можно большее число людей соглашалось не просто признать нашу веру, но и пожертвовать на нее, нам придется разговаривать с этим самым обществом и убеждать его. Хотя с государством, конечно же, проще. И привычнее.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
