В одной из дружественных республик прошли выборы. Явка колоссальная, результат оглушительный, процедура демократичная. Будущее стабильно и прекрасно.
Когда западный мир попытался немного отойти от концепции "сукин сын, но наш сукин сын" и поспособствовать демократизации разных стран на разных континентах, одним из главных инструментов стали выборы.
Падение Берлинской стены, развал Союза, появление иных игроков и коалиций – все эти процессы всколыхнули целую волну создания новых государств и преобразований в существующих.
Выборы стали основой, критерием, инструментом и часто самоцелью политических процессов.
Страны, привыкшие к выборам как непременному атрибуту демократической жизни, упустили множество других составляющих. Страны же, непривычные к конкурентности и ротации элит, быстро смекнули, что проводя пусть и формальные выборы, они, с одной стороны, будут признаны западным сообществом, а с другой, - сохранят внутри ту систему правления и фигур, которую хотят.
…Недавно, говоря о российских событиях прошлого десятилетия, один американский политолог сказал: "Помогая вам тогда, мы придавали слишком большое значение экономике. А возможно, надо было сосредотачиваться на политической сфере и не действовать как завзятые марксисты: базис определит надстройку, будет хороша экономическая жизнь, к ней подтянется и политическая стабильность. Главное – регулярные выборы.
Позже они поняли: важнее выборы не первые, а вторые. Но все оказалось еще сложнее: как показал опыт многих стран, самые важные выборы - даже не вторые, а третьи, четвертые. Лишь тогда процедура становится частью социальной жизни, превращаясь постепенно в привычку и юридическую норму.
Однако и это еще не все. Выборы сами по себе мало что значат. И у американцев на сей счет есть и аналитический, и исторический опыт.
Во-первых, их собственная ранняя история. Джон Адамс, второй президент США, пришедший на смену Вашингтону, добровольно (!) ушедшему после двух сроков, хотя его и упрашивали остаться, ввел ряд ограничений на политические свободы. Одной причиной стала окружающая обстановка, разногласия, кого из европейских держав выбрать в союзники, другой - мощная критика оппонентов внутри страны. Адамс проиграл второе президентство, Белый дом занял Джефферсон, который и снял ограничения. Но, пожалуй, лишь к окончанию его президентства, переходу власти к Мэдисону, а затем Монро построение общественно-политической системы в США было завершено. И то – приход Эндрю Джексона, первого использовавшего популизм, первого не из плеяды аристократов-основателей, породил волну страхов, что теперь президент подавит другие ветви власти и если не разрушит, то размоет идею баланса сил, заложенную в основы.
И хотя этого не произошло, даже спустя 100 лет вспыхивали подозрения, не обходится ли президент излишне вольно со своими полномочиями. Такие вопросы задавались и Рузвельту, и Никсону, не говоря уже о младшем Буше.
Второй важный аспект – имеет ли население страны возможность влиять на своих правителей в промежутках между выборами. Для западного мира с его свободными СМИ, мощными неправительственным организациями и активностью людей на местах это является само собой разумеющимся. Возможно, отчасти потому это ушло из поля зрения при содействии (словами, деньгами, примером, силой) другим странам.
А ведь именно выдающиеся американские мыслители предостерегали, что есть выборы без участия. Равно как и участие без выбора.
Полвека назад Эрих Фромм писал: "При отсутствии информации, обсуждения и власти, способной сделать решение эффективным, демократически выраженное мнение людей имеет значение не большее, чем аплодисменты на спортивных соревнованиях".
Еще более четко высказался любимый с недавнего времени российским истеблишментом Иммануил Валлерстайн: "Ни один из механизмов не будет работать, пока большинство населения не осознает, что оно действительно способно оказать значительное влияние на принятие политических решений, которое выходит далеко за рамки просто выражения недоверия властям на очередных выборах".
Отсутствие механизмов и структур, способных напоминать правителям об их постоянной ответственности и подотчетности гражданам, и привело к искажениям в политических пространствах стран, не знакомых доселе с практикой легитимного и действенного оппонирования властителям.
Третий аспект выборов – смена элит и последствия. С этим, надо сказать, у американцев проблем не было – угрозы "врастания" персонажа в президентское кресло они не знали никогда. Однако в последнее десятилетие в разных странах и регионах входит в моду проводить выборы ради выборов, а то и чтобы специально подчеркнуть легитимность правителей, тем самым давая им право оставаться при власти, пока смерть не разлучит их… При отсутствии оппозиции очень удобно разводить руками и говорить, "кто, если не мы". Дескать, мы-то всей душой хотим уйти, но кому вверить страну. Поглядите на этих маргиналов и представьте, какие муки они принесут собственному народу и миру.
И тут мы выходим на два аспекта этой проблемы. Конечно, если из года в год методично закатывать оппозицию в асфальт, она и не будет представлять ничего вразумительного и привлекательного. Даже если что-то осмысленное появляется, оно в тиши отдаленных уголков либо ждет своего часа, как проросли мгновенно до того неведомые никому фигуры, едва дал трещины советский монолит, либо противодействует режиму латентно. Далеко не каждый, кто не согласен с доминирующей идеей, готов лезть на баррикады. Каждому свое и в свой час. Если он, конечно, наступит…
Но здесь есть и другой аспект, в чем мир убедился на примере арабского Востока, да и других регионов за последнее десятилетие. Наличие выборов, как оказалось, не означает автоматического улучшения ситуации. Больше того, подчас происходит ухудшение ситуации. Здесь опять уместно вспомнить классиков, скорее, уже европейских, анализировавших тяжелые годы первых десятилетий XX века.
Они предостерегали: бедное, измученное население ухватится за привлекательную идею, даже если впоследствии она обернется трагедией. Хотя этот опыт незнаком Америке (спасибо отцам-основателям, так построившим систему, что все болезненное и маргинальное отсекается на ранней стадии задолго до выборов), он весьма знаком Европе. Но она будто забыла, что обыватель мыслит не стратегически, а хочет спокойствия и достатка "здесь и сейчас".
Выборы проходят, во власти появляются столь сомнительные силы, что мир вздрагивает, вдруг осознавая, что долгосрочные последствия "народного волеизъявления" могут сильно отличаться от радужных прогнозов. Но сделать уже ничего нельзя. Выборы прошли легитимно? Разные политические силы были представлены? Какие еще претензии? Как итог – не меньший набор "сукиных сынов" в мире, но теперь всенародно избираемых.
Фетишизация выборов стала, таким образом, ловушкой современного мира. Одним она позволяет удерживаться у власти сколь угодно долго, причем это может быть как фигура, так и клан; другим – приходить к давно желаемой власти легитимно и с одобрения мирового сообщества.
В последние годы в западном мире ощущаются какие-то проблески понимания, что в неоформившихся демократиях выборы сами по себе – не более чем ритуал заверения в верности идеалам свободы и равенства. Но, с другой стороны, нельзя же призвать народы других стран не проводить их. В конце концов, ничем более совершенным человечество не располагает. И вдобавок – бесконечная вера западного мира в то, что рано или поздно каждая страна осознает счастье демократических процедур, подотчетности и сменяемости власти и выстроит у себя систему справедливую и эффективную.
Ничего подобного, увы, не подтверждают ни история, ни современность. Как итог – набор квазидемократий в мире, числом значительно превышающих настоящие. Там голосуют, но не выбирают. Участвуют, но не определяют.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
