Константин Богданов, для РИА Новости.
Слова "космос" и "экономика" как-то слабо вяжутся между собой в сознании обычного жителя страны. Космос - это что-то огромное и страшно дорогущее, которое постоянно лезет к тебе в карман. (Дальше, в зависимости от настроения мыслителя, можно договориться и до того, что "их космос" лично тебе всю жизнь испортил.)
Космос - это что-то иррациональное, внеэкономическое. И вместе с тем, делался он обычными людьми, делался из обычного "железа" - быть может, не всегда обычными способами. В народном хозяйстве СССР космические программы занимали особую статью - и речь не столько о реках разливанных щедрейшего финансирования, сколько о кропотливо выстроенных цепочках производств, о заботливо проращенной инфраструктуре, о пакетах созданных с нуля современнейших технологий. О людях, работавших (по нашему современному пониманию) за весьма твердый оклад, за особое место в системе распределения благ, за дефицитнейшее жилье. Впрочем, по своему собственному ощущению, они работали, конечно, еще и за чувство полета сегодня и уверенность в будущем.
Три суперпроекта, как исполинская тройка, тянули всю советскую линейку технологического развития и загружали систему подготовки научно-технических кадров, забирая лучшее. Ядерный проект Курчатова, Тамма и Харитона. Ракетно-космический проект Королева, Глушко, Челомея и Янгеля. Проект воздушно-космической обороны - "расплетинское хозяйство": зенитные ракеты Грушина и Люльева, системы противоракетной обороны Москвы Басистова и Кисунько, загоризонтная радиолокация Берга и Минца.
Тридцать лет как встала от сохи страна с недоразвитой промышленностью, считанные годы прошли от разрушительнейшей войны - а эта тройка рванула вперед так, что только успевай принимать результаты. Глаза страшились, а руки делали.
Про атомщиков знали, но молчали. Противоракетчиков и знать толком не знали почти до самого краха СССР - только в последние годы начали появляться работы о том, насколько титанические силы и средства были вброшены в эту задачу с 1950-х годов.
Один советский космос надолго стал символом победы слитка разума и воли над, казалось, непреодолимой пропастью многолетней технико-экономической отсталости.
Последний поезд на небо
О, эту отрасль любили как никакую другую. За сообщениями о запусках следили, затаив дыхание. Космонавтов наперечет и в лицо знала вся страна. Конструкторы не светились - не принято было, они жили в своем замкнутом ревущем мире, становясь академиками и "членкорами по фамилии Петров".
Точка кристаллизации мощнейшего в стране интеллектуального потенциала дала о себе знать сразу. Отрасль буквально потащила себя сама, стыкуя технологии и развертывая цепочки производств в бесконечные вереницы заводов, НИИ, КБ и НПО, опутывая сетью смежников всю страну от Прибалтики до Дальнего Востока. Формировались и распадались "головники", рубившие под себя кооперацию, строились с нуля и запускались предприятия, на которых буднично делалось то, о чем еще пять лет назад никто и не мечтал.
И - деньги. Фонтаны рая, водопады ресурсов. Дайте результат, зримый, осязаемый, такой, чтобы весь мир вздрогнул, увидев. А за ценой мы не постоим.
Шли годы, молодой горячий организм затвердевал, его интеллектуальные центры покрывались роговой коркой "специализаций и профилей", отгораживались от конкурентов "плановыми темами" и гордыми званиями "головного по направлению". Ордена и интриги, премии (государственные конструкторам, квартальные и годовые персоналу) и инфаркты. За всем этим - сотни тысяч, каждый день встававших к станку или кульману, и так десятилетиями. Все менялось, неизменным оставалось лишь одно: советское государство неизменно платило за результат, позволяя людям не думать ни о чем, кроме работы.
Создатель московской системы противоракетной обороны А-135 Анатолий Басистов вспоминал, что в конце 1970-х пошел поперек всей аппаратной логики, требующей от генерального "головника" максимизировать ресурс, выбиваемый для своей "вассальной" научно-производственной кооперации. Он заявил руководству страны, что не может разработать систему гарантированной защиты от ядерных боеголовок. И с ужасом понял: скажи он "да, я могу" - и Политбюро беспрекословно вынуло бы любое доступное количество миллиардов из народного хозяйства и бросило бы ему на стол. Даже не задумавшись о том, что можно было бы на эти деньги построить.
Ракетчики, радиоэлектронщики, физики, "бомбу делавшие" - все они жили и работали в этих условиях неограниченной ответственности за неограниченный результат, полученный из слабо ограниченных ресурсов в жестко сжатые сроки. Жили десятилетиями, привыкая к малозаметным, но весьма материальным стенкам, отделявшим их от окружающей среды. Называть эти условия тепличными - кощунство. Делать вид, будто не понимаешь, что из-за твоей работы недополучает чего-то важного и нужного вся страна - кощунство в квадрате. Говорить, что так должно продолжаться бесконечно - наивность.
Про экономику американского космоса сказано было уже столько, что и повторяться не хочется. Назовем только две вещи, хорошо знакомые любому современному обывателю: тефлон и застежки-липучки. И то, и другое в массовом обиходе - продукт лунной программы "Аполлон". Страна Советов же, внедряя иногда попросту фантастические технологические решения, крайне редко заботилась потребительской стоимостью и конверсией разработанного в гражданский сектор.
Советский Союз создал из своей наукоемкой индустрии абсолютно смертоносный клинок, заточенный под решение одной задачи. Не клинок стал продолжением руки - рука-экономика порой становилась продолжением клинка для того, чтобы тот сотворил очередное оборонное чудо.
Чудо развеялось в 1990-е, когда исполинский монолит рухнул вместе с системой, его породившей, оставив после себя море горечи и обиды, в котором изредка мелькали островки идеалистических воспоминаний о потерянном рае инженерно-технических работников.
"Проспались, бедные, с похмелья…"
Это, знаете ли, тоже не из приятных ощущений: когда два, а то и три поколения отраслевых спецов воспитываются на святом (и, что характерно, совершенно адекватном - на тот момент и в тех условиях жизни) убеждении, что они и есть соль земли, стоящие на переднем крае, лучшие из отличных, отобранные из отборных - и тут в три дня ситуация разворачивается на 180 градусов.
Отныне ты - никто, твоя работа не нужна стране, денег тебе не положено, потому что и так на тебя истрачено слишком много народной колбасы, а твоя задача на ближайшую пятилетку - вписаться в рынок. В какой сумеешь, например в тот, что у ближайшей станции метро.
Но можно заставить себя не видеть технологию, а вот отменить ее - нельзя. Уже в 1993 году отечественный космос формирует мощную позицию на рынке коммерческих запусков космических аппаратов. Отрасль с неимоверным скрипом "вписывалась в рынок", теряя по дороге людей, производства, знания, надежду. Уж слишком высок был полет этих гордых и сильных людей, уж очень близко подлетели они к Солнцу. А может, чересчур приблизили это Солнце к нам, земным и грешным? То падение, что испытала на себе космическая индустрия, стала слишком жестоким средством отрезвления после нескольких десятилетий угара мало чем ограниченного инженерно-технического поиска.
И всю боль этого падения ракетно-космический комплекс СССР нес в себе, она была уже заложена в него еще на стадии создания. Иначе он просто не появился бы на свет. Иначе он просто не сделал бы того, от чего ахал и ахает до сих пор весь мир.
Ирония судьбы: обмануть дарвиновскую диалектику развития, приговаривающую узкоспециальные виды к яркой, но недолгой судьбе, не удалось даже государству развитого социализма.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
